– Черт побери, полицейского сделали верхолазом, а теперь вот и пожарником.
Гесбергер, сопя и утирая рукавом мокрое лицо, размазывая по нему осевшую на кожу гарь, процедил сквозь зубы:
– Принес же ветер из задницы этого малого со своими проблемами. Сейчас стоял бы спокойно в оцеплении, а тут прыгай, как макака на сковородке…
Фромм в это время, разбив носком туфли стекло, старался отщелкнуть оконную задвижку, но та не поддавалась. Пришлось раскрошить еще одну створку и выломать перекладину. Протяжно и тоскливо завыли сирены внутренней сигнализации. Ругаясь и стряхивая с полей фуражек колотое стекло, полицейские влезли в помещение вслед за Хорстом, спрыгнули со стола, стоящего прямо под окном, и прошли через широкую комнату к противоположным окнам. За ними уже бушевал огонь и рвался вверх плотный дым. Фромм прислонился лбом к горячему стеклу и смотрел вниз на толпу, выискивая того парня с квадратной челюстью. Неприятное чувство прозрачности стен, через которые изучал его чей-то взгляд, усилилось. Он раздраженно повернулся к тихо шумящей телевизионной камере, вмонтированной под потолком, и запустил в нее металлическим стулом. Та оторвалась, повисла на проводах, а стул рухнул на пишущую машинку, из которой торчал лист бумаги.
Гесбергер выдернул его и прочитал:
«Ты кретин и подонок, и если ты сюда забрался, то вряд ли отсюда выберешься. Привет от Али-Бабы!»
Вертхольц заглянул ему через плечо:
– Наверное, машинистка готовила письмецо своему шефу, потому что ей надоело, когда шарят под юбкой. Однако я надеюсь, что господин Удо Цойшель быстро отыщет все, что ему нужно, и мы уберемся отсюда, а то я уже ощущаю, как нагреваются мои пятки.
Хорст взял у Гесбергера бумагу, повертел в руках:
– Если бы это не было так невероятно, я решил бы, что это письмо адресовано нам.
– Что вы говорите, господин Цойшель? – не расслышал Гесбергер.
– Ничего, – Хорст взял со стеллажа одну из папок и начал быстро ее пролистывать, – свяжитесь с лейтенантом, пусть он организует наблюдение за окнами всех зданий, выходящих на фасад банка. Боюсь, нам могут помешать отсюда выбраться. По крайней мере, это логично.
Герсбергер замялся:
– Но у нас нет рации, она осталась у старшего наряда, у Бредера…
– Черт возьми, вы полезли в горящий дом и не прихватили связь, вот это фокусы, господа полицейские!