Местность расстилалась перед ними огромной впадиной, чашей, и на самом дне этой зеленой прекрасной чаши стоял куб небесно-голубого цвета. Даже сверху, с солидного расстояния, было ясно, что это довольно массивное сооружение. Никаких украшений на плоских гранях куба не было. Верхняя грань была совершенно плоской и горизонтальной. Но размеры и цвет превращали этот куб в весьма замечательное зрелище. Дорога, по которой они следовали, уходила вниз, петляя и змеясь. Достигнув конца склона, она по прямой устремлялась к кубу, добегала до него, кольцом огибала одну его сторону, доходила до противоположной стенки чаши, змеиными петлями карабкалась по ней и исчезала по ту сторону.
– Как красиво! – тонким голосом воскликнула Сандра.
Бригадир был не слишком восхищен.
– Когда Хозяин гостиницы упомянул этот куб, – сказал он, – я даже ни на секунду не предполагал, что это окажется нечто подобное. Я даже не знал, чего ожидать. Думал, это какая-нибудь руина… Да, я больше ждал города, наверное…
Углы рта Пастора были уныло опущены: – Мне его вид не нравится.
– Вам вообще ничего не нравится, – ответил ему Бригадир.
– Пока мы не начали обмениваться эпитетами, – вмешался Лансинг, – давайте начнем спускаться, чтобы посмотреть на него вблизи.
На то, чтобы добраться до куба, потребовалось некоторое время. Им пришлось следовать за всеми изгибами дороги, потому что склоны были слишком круты и опасно было поступить иным образом. И, следуя всеми изгибам дороги, им пришлось преодолеть расстояние в несколько раз больше, чем если бы они спускались по прямой.
Куб стоял посреди песчаного участка, окружавшего голубую структуру со всех сторон. Круг песка был настолько точен, что казался вычерченным по циркулю. Белый чистый песочек – такой насыпают в детские песочницы – сахарный песочек, который, возможно, был когда-то утрамбован совершенно ровно, а теперь лежал волнами, надутыми ветром.
Высоко вверх уходили стены куба. Лансинг, прикинув высоту на глаз, определил ее футов в пятьдесят. Никаких отверстий, трещин, щелей, намекавших на окно или дверь, видно не было, так же, как не было орнамента, резных украшений, барельефов, табличек с надписями, которые могли бы объяснить, под каким названием известен в этом мире – или иных мирах – сей куб. Даже вблизи голубизна стен продолжала оставаться такой же небесно-безмятежной, как и на расстоянии. Чистейшая невинность. К тому же, стены были абсолютно гладкими. Это, ясное дело, совсем не камень, сказал себе Лансинг. Пластик, видимо, хотя в пейзаже дикой природы пластик казался совершенно инородным материалом. Скорее всего, какая-то керамика. Небесно-голубой фарфоровый куб.