, мне пришлось распить две дюжины крепкого эля с ученым владельцем, который в благодарность отказал мне ее в своем завещании. Эти маленькие эльзевиры
{58} – память и трофеи многих вечерних и утренних прогулок по Каугейту, Кэнонгейту, Боу
{59}, улице Святой Марии, одним словом, повсюду, где можно найти менял и продавцов всяких редких и любопытных предметов. Как часто стоял я и торговался из-за полупенни, чтобы поспешным согласием на первоначальную цену не дать продавцу заподозрить, как высоко я ценю покупаемую вещь! Сколько раз я дрожал от страха, как бы случайный прохожий не встал между мной и моей добычей. В каждом бедном студенте-богослове, остановившемся перед лавкой и перелистывавшем разложенные книги, я видел любителя-соперника или переодетого хищника-книготорговца! А потом, мистер Ловел, представьте себе это удовлетворение хитреца, когда платишь деньги и суешь покупку в карман, изображая холодное равнодушие, а у самого в это время руки трясутся от радости! А потом ослеплять более богатых и ревнивых соперников, показывая им подобное сокровище, – при этом он протянул гостю черную, с пожелтевшими листами, книжонку размером с букварь, – наслаждаться их удивлением и завистью, окутывая при этом дымкой таинственности свою осведомленность и ловкость, – вот, мой молодой друг, самые светлые минуты жизни, разом вознаграждающие за весь труд, и огорчения, и неослабное внимание, которых в особенно большой мере требует наша профессия!
Ловел немало потешался, слушая такие речи старого джентльмена, и, хотя не мог полностью оценить достоинства того, что было перед его глазами, все же восхищался, как и ожидалось от него, сокровищами, которые показывал ему Олдбок. Здесь были издания, почитаемые как первые, а тут стояли тома последующих и лучших изданий, ценимые едва ли меньше. Тут была книга, примечательная тем, что в нее были внесены окончательные авторские исправления, а подальше – другая, которая – странно сказать! – пользовалась спросом потому, что исправлений в ней не было. Одной дорожили потому, что она была издана ин-фолио, а другой – потому, что она была в двенадцатую долю листа, некоторыми – потому, что они были высокие, другими – потому, что они были низенькие. Достоинство одних заключалось в титульном листе, а других – в расположении букв слова «Finis»