лагеря. Мы можем предположить, что с этого места, теперь лишь едва различимого благодаря тому, что оно чуть выше и выделяется более зеленым дерном, Агрикола смотрел на бесчисленную армию каледонцев, занимавших скат вон того противоположного холма. Пехота возвышалась ряд над рядом, причем из-за уклона почвы был прекрасно виден ее боевой порядок. Кавалерия и covinarii – под этим словом я разумею колесничих, тогдашнюю разновидность нынешних возниц с Бонд-стрит, правящих четверкой коней, – неслись по более ровному пространству внизу.
…Взгляни, взгляни же, Ловел!
Взгляни на бой, кипящий на горах!
Драконьей чешуей сверкают брони,
Летят бойцы, как вихрь! Гляди на них.
Тебе не видеть Рима!..
Да, мой дорогой друг, судя по этой строфе, вероятно – нет, почти достоверно, – что Юлий Агрикола видел картину, так превосходно описанную нашим Бомонтом!{70} С этого самого praetorium…
Раздавшийся сзади голос прервал это восторженное описание:
– Преторий тут, преторий там, будет вам выдумывать!
Оба джентльмена разом обернулись, Ловел – с удивлением, а Олдбок – со смешанным чувством удивления и негодования по поводу столь невежливого вмешательства. Они не слышали, как к ним подкрался слушатель, помешавший восторженной декламации антиквария, которой учтиво внимал Ловел. По внешнему виду пришелец был нищим. Огромная мягкая шляпа, длинная белая борода, сливавшаяся с седыми волосами, старческие, но четкие, выразительные черты огрубелого лица, которому климат и жизнь на открытом воздухе придали цвет толченого кирпича, длинный голубой плащ с оловянной бляхой на правом рукаве, котомки или мешки, перекинутые через плечо и предназначенные для различных видов пищи, получаемой в виде милостыни от тех, кто сам был лишь немногим богаче, – все это изобличало в нем одного из тех привилегированных попрошаек, которых в Шотландии называют королевскими нищими или в просторечии Голубыми Плащами.
– Что ты такое говоришь, Эди? – спросил Олдбок в надежде, что, может быть, ослышался. – О чем это ты?
– Вот об этом самом сарае, ваша милость, – отозвался неустрашимый Эди. – Будет вам выдумывать!
– Что за черт! Да ведь эти развалины были здесь, прежде чем ты родился, старый дурак, и останутся после того, как тебя повесят!
– Повесят меня, или я утону, тут я или там, мертвый или живой, а я говорю: будет вам выдумывать!