Она была уже у стен церкви. Каменные плиты пола задрожали от ее шагов. Она тяжкой поступью шествовала через мир, в который отказывалась верить. Пламя свечей затрепетало, тени запрыгали по стенам, будто тоже боялись.
У меня пересохло во рту, я непроизвольно начал мять коробку. Потом заставил себя положить ее на скамью, выпрямился и сунул руки в карманы. Не могло быть и речи о том, чтобы выглядеть непринужденно, но в присутствии Джессики Сорроу нельзя позволить себе слабость и нерешительность, она ведь Неверующая. Раньше я надеялся, что церковь Святого Иуды, за долгие века вобравшая в себя веру и святость многих поколений, сможет защитить меня от неверия Джессики, но сейчас я почти не надеялся на это.
Она надвигалась, как буря, как прилив, как ураган, способный уничтожить меня без малейших усилий за считаные секунды. Она приближалась. Неотвратимая, как рак, как депрессия или как нечто другое, чего нельзя избежать. Она была Неверующей, значит, для нее святой Иуда и я были ничем, пустым местом...
Я вдохнул поглубже и вскинул голову. Пропади все пропадом! Я Джон Тейлор, дьявол тебя побери, мне удавалось выкручиваться из передряг и похуже! Я заставлю тебя поверить в свое существование!
Тяжелая дубовая дверь была окована массивными полосами из темного металла и весила не меньше ста пятидесяти килограммов, но не задержала Джессику ни на мгновение. Громоподобные шаги приблизились, Неверующая вцепилась в дерево и разорвала его, как тонкую ткань. Дверь расщепилась сверху донизу, и Джессика вошла, раздернув ее, словно портьеру.
Она неспешно двинулась по проходу ко мне – нагая, страшно худая, бледная, как труп. Каменные плиты пола гудели под тяжкой поступью ее босых ног. Ее большие, широко распахнутые желтые глаза были неподвижны, как у дикой кошки, и столь же бесстрастны. Ее губы искривляла то ли ухмылка, то ли улыбка. Волос у нее не было вовсе, а лицо было таким же костлявым, как и тело. Но при всем при том в ней чувствовалась сила, невероятная энергия, которая двигала ею и одновременно ее пожирала.
Я не дрогнул, глядя ей прямо в глаза.
Наконец Джессика остановилась передо мной. От нее исходил странный запах... неприятный запах тухлятины. Она не моргала, а дышала так прерывисто и судорожно, словно то и дело забывала, что нужно дышать. При своем невысоком росте – не больше пяти футов – она все равно как будто возвышалась надо мной.