– Право, сэр, – сказал мой попутчик, – в галопе я с вами тягаться не стал бы, но позвольте вам заметить, что ваш мерин (хоть он и очень красив, что и говорить) слишком мелкокост и вряд ли достаточно вынослив в беге. Рысь, сэр, – тут он пришпорил своего буцефала, – мелкая рысь – вот самый правильный аллюр для доброго коня, и будь мы поближе к какому-нибудь городу, я взялся бы обогнать вашего красавчика на ровной дороге (только не вскачь!) за две пинты кларета в ближайшей харчевне.
– Я согласен, сэр, – был мой ответ. – Кстати, и местность здесь подходящая.
– Хм, э… гм… – замялся мой приятель. – Я поставил себе за правило во время поездки не переутомлять коня на середине перегона: никогда нельзя знать, не понадобится ли вдруг вся его прыть. Кроме того, сэр, утверждая, что мой конь не отстал бы от вашего, я хотел сказать – при равной нагрузке; вы же весите на добрых четыре стона меньше, чем я.
– Прекрасно! Я согласен взять добавочный груз. Сколько весит ваш чемодан?
– Мой ч-ч… чемодан? – переспросил он растерянно. – Он у меня совсем легкий, как перышко: рубашки да чулки.
– На вид он довольно тяжел. Ставлю две пинты кларета, что он покроет разницу в весе между нами.
– Вы ошибаетесь, сэр. Уверяю вас, глубоко ошибаетесь, – возразил мой приятель и отъехал к самому краю дороги, как он это делал каждый раз в минуту тревоги.
– Ладно, я готов рискнуть бутылкой вина, или, если хотите, я поставлю десять золотых против пяти, что привяжу к седлу ваш чемодан и все-таки обгоню вас рысью.
Это предложение довело тревогу моего приятеля до предела. Нос его изменил свою обычную медную окраску, сообщенную ему многочисленными чарками белого и красного вина, на бледно-оловянную, а зубы выбивали дробь от ужаса перед откровенной дерзостью моего предложения, которое, казалось, разоблачило перед несчастным дерзкого грабителя во всей его свирепости. Пока он, запинаясь, искал ответа, я несколько успокоил его вопросом о показавшейся вдали колокольне и замечанием, что теперь нам уже недалеко до селения и мы можем не опасаться неприятной встречи в дороге. Лицо его прояснилось, но я видел, что он еще не скоро забудет мое предложение, показавшееся ему столь подозрительным. Я докучаю вам такими подробностями о своем попутчике и о моем подтрунивании над ним, потому что эти мелочи, как ни пустячны они сами по себе, оказали большое влияние на дальнейшие события, о которых мне придется рассказать в моей повести. В то время поведение попутчика внушило мне только презрение к нему и утвердило меня в давнишнем моем убеждении, что из всех наклонностей, побуждающих человека терзать самого себя, наклонность к беспричинному страху – самая нудная, хлопотная, мучительная и жалкая.