– Там кроется множество преданий, – признался я как-то Корбеку, прежде чем научился не делать этого. – За каждым огнем находятся люди, а что ни человек, то своя судьба. Но их жизнь не соприкасается с нашей, поэтому мы никогда не узнаем ее истории. – Полагаю, что при этом я помогал себе жестами – само собой, я был пьян в стельку.
В ответ Корбек широко улыбался, отрицательно покачивая головой. Это был высокий, полный темноволосый мужчина с бородой, торчащей во все стороны, как моток колючей проволоки. Каждый месяц он прилетал из города на своем черном обшарпанном автолете, чтобы доставить мне продукты и забрать яд добытых мною пауков сновидений, и каждый месяц мы поднимались на крышу башни и напивались. Корбек был всего лишь водителем грузовика, торговцем второсортными сновидениями и бывшими в употреблении радугами, но считал себя философом и исследователем человеческой природы.
– Не обманывайся, ты ничего не теряешь, – сказал он мне тогда с лицом, покрасневшим от вина. – Рассказы о судьбах людей ничего не стоят. Настоящие рассказы обычно имеют какую-то фабулу. Они начинаются, продолжаются какое-то время и действительно заканчиваются. Только автор и пишет цикл. В жизни так не бывает: люди бесцельно блуждают, ведут пустые разговоры – и так без конца. Все идет своим чередом.
– Люди умирают, – вставил я. – По-моему, это и есть конец.
Корбек громко рыгнул.
– Конечно, но слышал ли ты, чтобы кто-то умер в нужную минуту? Нет, так не бывает. Одни уходят, так и не начав жить по-настоящему, другие – в расцвете сил, а третьи продолжают влачить жалкое существование, уже когда все кончилось.
Часто, сидя наверху с Белкой на коленях, я вспоминаю слова Корбека и то, как он их произнес – удивительно мягким голосом. Корбек не очень-то смышлен, но, думаю, в ту ночь, помимо своей воли, поведал истину. Впрочем, решительное отношение к жизни, которое он тогда высказал, является единственным противоядием против снов, которые плетут пауки. Однако я не Корбек и никогда им не буду, поэтому, хоть и понимаю эту истину, не могу жить с нею в согласии.
Когда они прилетели, я находился возле башни и стрелял по мишени. На мне были только штаны и висел колчан. Уже наступали сумерки, и я готовился к ночному походу в лес – с самых первых дней изгнания я жил от заката до рассвета, как пауки сновидений. Под ногами я чувствовал мягкую траву, двойной лук из серебристого дерева как никогда хорошо лежал в моей руке. И стрелял я в тот день тоже здорово.