Вечером следующего, дня Вербицкий сказал жене:
– Утром я уезжаю, и, возможно, от меня какое-то время не будет никаких известий.
Она испуганно вскинула глаза. – Но… ведь завтра я иду на… операцию, как же…
– Лада, – ласково обнял её за плечи муж, – ты никуда не пойдёшь. Вот эти сберкнижки, все на твое имя – спрячь и никому не говори ни слова. Не трать много денег сразу – за тобой могут следить.
Она испуганно взглянула на Олега.
– Господи, да что ж это, откуда эти деньги?
Он расхохотался.
– С одной стороны, это наши деньги, а с другой – я их украл.
– Украл?! У кого?
– У Комитета Государственной Безопасности.
Профессор Лузгин отложил газету, прикрыв усталые глаза, ему было под шестьдесят, но он упорно не хотел надевать очки. Жена, убиравшая со стола посуду, вздохнула:
– Всё молодишься. Ну сколько можно – лежат же они у тебя в кармане, очки твои. Скоро дедушкой станешь, а туда же.
Упоминание о будущем внуке вызвало на лице профессора ласковую улыбку.
– А знаешь, Зинуля, я рад, что Сашка женился, и что бы ты ни говорила, Наташенька неплохая девочка.
– Ну, что есть, то есть, о чём теперь уж… Да я ничего особенно и не говорила – он сам выбрал, сам в дом привёл, сам ребёнка захотел. Посмотрим, что теперь станет с его диссертацией – целыми ночами будет «Уа! Уа!» слушать.
– Да неужели мы не поможем, а? Не ворчи, родная, – и он ласково погладил жену по руке.
Зинаида Николаевна была не очень довольна скоропалительной женитьбой сына. Сначала она предположила, что спешка вызвана беременностью невесты, и поделилась своими подозрениями с мужем, но тот только пожал плечами: «Не вмешивайся, это их дело, а наше дело будет внука нянчить. Или внучку».
Однако Наташа забеременела только через полгода после свадьбы. О своих отношениях с Юрием она рассказала Саше через два дня после их знакомства – когда он предложил ей немедленно переехать к нему и подать заявление в ЗАГС. Он сказал, взяв её за плечи и заглянув в глаза:
«Если ты… Знаешь, я никогда не думал, что за полчаса смогу влюбиться до безумия, со мной никогда так не бывало, я всегда смеялся над словом «любовь». Если ты хоть наполовину чувствуешь то, что я… Знаешь, тогда мне всё безразлично. Ты чувствовала к нему такое?»
Она печально покачала головой:
«Нет, мне было очень одиноко, даже страшно, когда я оказалась в Москве одна, и мне некуда было идти. Он заботился обо мне, я его во всём слушалась и… не смогла отказать, понимаешь? Я очень слабая и трусливая, я боюсь возражать или отказывать людям. Даже когда меня неправильно ругали – в школе или мама, – я всегда молчала. Я тебе всё это честно говорю, потому что… с другими мне безразлично, а тебя…»