– Королева тоже баба, – раздосадованный вернувшимся к собеседнику благодушным настроением и нормальным цветом лица, огрызнулся светловолосый парень. – Эх, всему тебя учить надо. Ладно, – отлепившись от стены, он снисходительно хлопнул Руслана по плечу, отчего тот взмахнул руками как крыльями, и слегка присел. – Подсоблю тебе, так и быть. Растяпа.
– Мужлан… – сдавленный шепот разобиженного утонченного брюнета потонул в громовом гоготе размашисто зашагавшего по коридору брутального блондина.
Полумрак, царивший в комнате, казался каким-то бесконечным и вначале настораживающе, а затем и завораживающе живым. Никогда нельзя было понять, находясь в ней, вырастают ли из сего загадочного сумрака предметы интерьера или же в нем пропадают. Маревная неопределенность вроде как стабильного пространства пугала посетителей, впервые входивших в приемную Шалкара, но, странное дело, вскоре совсем или почти не замечалась теми из них, которые превращались в сотрудников его команды… Правда, у многих она неизбежно вызывала чувство неуютности и потерянности, особенно при долгом нахождении в офисе этого известного музыкального продюсера. Может быть, поэтому они предпочитали прятать досаждающий им душевный дискомфорт под обостренным переживанием вроде бы положительных эмоций и чувств… Впрочем, все эмоции и чувства, переживаемые людьми в шалкаровском владении, сначала отличались особенной остротой, а потом постепенно сходили на нет и вовсе пропадали…
Громоздкие в своей величественности, дорогие диваны и кресла из черной блестящей кожи с торжественной холодностью стояли вдоль обитых багровым матовым шелком стен. Вычурно выгнутые спинки и подлокотники мебели столь явственно напоминали изгибы надменных губ и высокомерную ироничность приподнятых бровей человеческих лиц, что всякий, сюда входящий, непроизвольно кланялся в безмолвный полумрак и чувствовал себя при этом необычайно в чем-то виноватым. Вальяжно разлегшийся посередине огромной комнаты не менее внушительный шелковый ковер, без сомнений, являлся тут полноправным хозяином. Действительно, не именно ли то, что выстилает наш путь, представляется им самим, а значит, и нашей судьбой? Ковер ли это или груда острых камней, а может быть, мельчайший белоснежный песок, скрывающий под собой коварную мягкость смертельной зыбучести, – каждый путь отражает свою суть в данной ей форме проявления…