Густав фон Зайфертиц словно не видел ни меня, ни потертой кожаной кушетки, ни исчезнувшего медного агрегата. Совершенно хладнокровно, как Конрад Вейдт в «Касабланке»>{3} или Эрих фон Штрохайм, дворецкий в «Сансет-бульваре»>{4}… он… закурил сигарету, и в воздухе зазмеились каллиграфические письмена (его инициалы?).
– Итак, ты сказал?.. – произнес он.
– Нет, – возразил я с пола, – это вы сказали. Погружение?
– Я такого не говорил, – фыркнул он.
– Извините, но вы ясно сказали: погружение!
– Не может быть. – Изо рта у него снова вырвалась пара затейливых струек дыма. – У тебя галлюцинации. Почему ты уставился в потолок?
– Да потому, – ответил я, – что в потолке пробит люк, если, конечно, это не очередная галлюцинация, а за ним спрятан девятифутовый медный перископ немецкой фирмы «Лейка»!
– Послушать только, что несет этот юнец, – процедил фон Зайфертиц, обращаясь к своему альтер эго>{5}, которое неизменно присутствовало на его сеансах в качестве третьего участника. Как только доктор переставал обливать меня презрением, он принимался бросать ремарки себе самому. – Сколько порций мартини ты влил в себя за обедом?
– А вот этого не надо, фон Зайфертиц. Я пока еще не путаю сексуальные фантазии с перископом. Ровно минуту назад потолок заглотил длинную медную трубку, верно?!
Фон Зайфертиц взглянул на свои огромные часы весом с фунт, понял, что обязан уделить мне еще полчаса, со вздохом бросил сигарету на пол и затоптал начищенным ботинком, а потом щелкнул каблуками.
Вам доводилось слышать звук мяча, отбиваемого настоящим профи, таким, например, как Джек Никлаус>{6}? Бамм! Ручная граната!
Именно такой звук издали штиблеты моего германского друга, когда он щелкнул каблуками в знак приветствия.
Кр-р-рак!
– Густав Маннергейм Аушлиц фон Зайфертиц, барон Вольдштайн, к вашим услугам! – Он понизил голос. – Unterdersea-лодка>{7}…
Я думал, он скажет «Doktor». Но нет:
– Unterdersea-лодка; командир.
Собрав последние силы, я поднялся с пола.
Еще раз Кр-р-рак! – и…
Перископ как ни в чем не бывало заскользил с потолка вниз; такой безупречной фрейдистской сигары я не видел ни до, ни после.
– Такого не бывает, – вырвалось у меня.
– Я тебе когда-нибудь лгал?
– Сто раз!
– Ну уж, – он повел плечами, – разве что самую малость, для пользы дела.
Шагнув к перископу, он рывком опустил две рукояти, зажмурил один глаз, другим жадно припал к окуляру и стал медленно обшаривать видоискателем кабинет, кушетку, а потом и меня.