«…Потому что, если вы кого-нибудь любите, вы передаете ему свою любовь к жизни; вы поддерживаете веру, вы отпугиваете демонов».
Слова эти произнесены разными людьми и по разному поводу, но роднит их единство тона – глубоко неравнодушного, даже сентиментального, если угодно (а как, право, не хватает иногда сантимента, не прикрытого расхожей иронией), согретого личным присутствием самого автора. Он не просто взвешивает идеи – любовь, самосознание, мировой порядок, – а переживает их. Потому и слезы на глазах, потому и отчаяние перед безразличием природы. Чаще всего это личное чувство выражено просто в интонации, жесте, реплике, но однажды, уже на склоне лет, Уайлдер попытался развернуть его в судьбу, отступив от обычного правила выдвигать на первый план мысль. Речь идет о романе «Теофил Норт» (1973).
Тридцатилетний преподаватель оставляет работу в школе и отправляется в Ньюпорт – в края своей юности. Здесь он дает частные уроки иностранных языков, за плату читает вслух Данте, Шекспира, учит детей играть в теннис. А главное – наблюдает жизнь, классифицирует человеческие типы, ищет, как Шлиман в Трое, исторические слои современного городка – и тщательно избегает любых контактов, выходящих за пределы его профессиональных обязанностей. «Я приехал в Ньюпорт для того, чтобы наблюдать, не вмешиваясь».
Не выходит. Как бы помимо своей воли Норт становится добрым ангелом: не допускает заведомо абсурдного замужества юной сумасбродки, возвращает волю к жизни отставному дипломату, излечивает от болезненной застенчивости одного из своих учеников. Более того – в округе распространяется слух об «электрических руках» Норта: они якобы обладают магнетической силой, способной исцелять любые болезни. И вот к его дому, как к Лурдскому монастырю, тянутся страждущие…
Во всем этом, конечно, заключена изрядная доля юмора. Но нельзя не почувствовать и того, сколь серьезно относится автор к своему герою – тот ведь, хочет он того или нет, действительно помогает людям, а это главное.
«Теофил Норт» не кажется самым сильным произведением в творческом наследии Уайлдера – быть может, потому, что изображение идей вообще лучше давалось Уайлдеру, чем изображение людей. А тут еще Норт – этот по всем признакам «положительно прекрасный человек», – не удержавшись на позиции созерцателя, занял столь влиятельное положение в сюжете, что все остальные персонажи утратили свою человеческую независимость; они наделены биографией, но лишены судьбы и характера и интересны лишь постольку, поскольку оказываются в поле внимания главного героя. Например, человек по фамилии Ванвинкль, которого, естественно, все, памятуя о классическом персонаже Вашингтона Ирвинга, именуют Рипом. Только и сказано о нем и ему подобных, что «многие выжившие в войну были надломлены ею, и вся их последующая жизнь стала бедствием и для них, и для их близких». У Хемингуэя из таких фраз и того, что за ними стояло, как известно, вырастали романы…