Робен пришел в себя, и тяжелый, болезненный сон сменился легкой и приятной дремотой. Пробормотав «спасибо», он тихо вздохнул и погрузился в сон.
Средство, примененное Казимиром, сотворило чудо, а между тем оно было очень простым, хорошо известным всякой южноамериканской или среднеафриканской знахарке, но совершенно не знакомым нашим докторам.
Пожилой негр просто приставил к коже Робена гвианских муравьев, которые, как и африканские, действуют сильнее и быстрее шпанских мушек. Не только их жало, но и выделяемая ими жидкость действует как отличное вытягивающее средство, вызывая быстрое и обильное нагноение, которым очищается зараженная кровь больного.
Когда Робен проснулся, Казимир напоил его настоем листьев батато, и через сутки больной оказался уже вне всякой опасности, хотя был еще очень слаб.
С болотной лихорадкой справились, но злоба людей не дремала.
Прошло дня четыре. Вдруг в одно прекрасное утро Казимир, уходивший куда-то в лес, возвратился в хижину, запыхавшийся, испуганный, и сказал:
– Друг мой!.. К нам идут какие-то белые люди… только не добрые, а злые… и с ними индеец.
Принесенное Казимиром известие не особенно поразило Робена. Он был готов ко всему.
В глазах его сверкнули молнии.
– Хорошо, – сказал он. – Я очень слаб, но все же буду защищаться. Живым им не дамся ни в коем случае. Слышишь, Казимир?
– Слышу. Но я не хочу, чтобы они вас убивали. Спрячьтесь под листьями макуйи и не шевелитесь. Казимир проведет злых белых за нос. Вот увидите.
Беглец взял свой тесак, показавшийся очень тяжелым для его ослабевшей руки, и молча зарылся в листья.
Вскоре послышались быстрые шаги. Звякнуло ружье, и чей-то грубый голос крикнул:
– Именем закона, отворите!
Негр послушно отворил дверь, не дожидаясь повторения требования, и выставил свое обезображенное лицо.
Посетители окаменели, словно увидели голову медузы. Индеец, не ожидавший подобной встречи, совершенно опешил.
Последовала пауза.
– Войдите, – сказал Казимир с приветливым жестом и ласковой улыбкой, которая, впрочем, вышла у него отвратительной гримасой.
– Это прокаженный, – сказал один из белых, одетый в мундир острожного надзирателя. – Ни за что не войду к нему в хижину.
– Что же вы не входите, господа? – спросил негр.
– Да как входить-то? Тут, наверное, все прогнило, все пропитано проказой. Не может быть, чтобы здесь спрятался беглец.