– Сбитень, сбитень!
– Пироги…
Поотстав, Олексаха подозвал пирожника, чумазого и босого шкета в рубахе из выбеленного холста. Купил два пирога, потом заговорил о чем-то. Олег Иваныч, остановившись у церкви Бориса и Глеба, недовольно обернулся.
– Видал парня? – улыбнулся подъехавший Олексаха. – Кличут Митяем. Загородцкий, сирота, живет у дядьки, к тому же…
– Ясно. К Явдохе его прочишь? А не сопьется?
– Не должен. Маловат еще.
Ветер наконец разогнал облака, и солнце осветило жаркими лучами городскую стену с крытыми башнями, седую ленту Волхова, мост с купеческими лавками и галдящим народом. За мостом, над детинцем, сияли золотом купола Софийского собора, «Софьи» – главной церкви Великого Новгорода. За Софьей вздымался зеленым холмом земляной город – насыпной вал вокруг новгородского Кремля-детинца, за холмом в розоватой дымке яблоневых садов угадывалась невидимая с моста Прусская. Улица, где стояла усадьба знатной боярыни Софьи Михайловны Заволоцкой – любимой женщины Олега Иваныча.
Он представил на миг ухоженный двор, распахнутые ставни и милое лицо в окне… Большие золотисто-карие глаза, длинные ресницы, волосы по плечам золотым водопадом. Кое-кто из новгородских красавиц уже не стыдился ходить вот так, простоволосыми, наплевав на все установления для замужних женщин, коим предписывалось обычаем прятать волосы под плотным платком-покрывалом. «Мы – свободные жены новгородские, как хотим, так и ходим!» Молодцы, женщины…
Эх, Софья, Софья…
Однако ж именно сегодня может случиться событие, которое позволит Олегу Иванычу превратиться из любовника Софьи в законного супруга. Помолвка. Софья давно согласна, но он понимал, что это будет неравный брак, даже по здешним вольным меркам. Кто Софья? Знатная боярыня из уважаемого древнего рода. А кто он, Олег Иваныч? Человек служилый. Хоть и в авторитете, а все ж роду… неизвестно какого. Хорошо хоть, теперь не беден – «приватизировал»-таки усадебку, что на Ильинской. Выправил Феофил-владыко все бумаги, подарил усадьбу – «не так просто, а за нелегкую службу для-ради Новгорода, Господина Великого»! Теперь бы Гришаня не подвел, приятель старый, хоть и молод – едва пятнадцатое лето пошло.
Должен уж Гришаня вернуться из монастыря дальнего, Спасо-Прилуцкого. Обитель та – в Вологодских землях, что теперь Москве принадлежат, а было время – Новгород владел ими. По книжным делам уехал Гриша – житие святого Николая, что в монастыре том издревле хранилось, перебелить да списком лично Феофилу-владыке доставить. Ну, то официальная причина была. Неофициальную никто, ни сопровождающие отрока воины, ни сам Феофил, не ведали. Никто не ведал. Кроме самого Гришани и Олега Иваныча. Опасная та дорога для Гриши была. Да ведь Олег Иваныч его не неволил, сам отрок вызвался, не сказав ничего, уехал. Только девчонке своей, Ульянке, шепнул на ухо, чтоб передала Олегу Иванычу слова тайные, да не перепутала. А слова такие: «Что написано пером, не вырубишь топором… но ножичком аккуратно подчистить можно». Олег Иваныч понял, о чем речь. По всему, пора бы уже и вернуться Грише, отправлялся-то по снегу еще…