– Подпишитесь или отложим до отделения, когда паспорт принесете?
– Как хотите, – сказала Лидочка.
Она вдруг почувствовала, что устала – хоть просидела на кухне всего сорок минут.
– Теперь будете Глущенок допрашивать? – спросила она.
За стенкой слышались голоса, толкотня, шум. Голицына позвали оттуда. Он ушел, оставив Лидочку одну.
Она заглянула в комнату за капитаном и увидела, что Сергея уже положили на носилки и собираются уносить. Анатолий Васильевич что-то вынюхивал вокруг тела. Потом стал шептать на ухо второму милиционеру. Санитары понесли носилки прочь из гостиной, доктор в белом халате, совсем молоденький, шел сзади. Рука Сергея вдруг сорвалась с носилок и бессильно свалилась. Пальцы задевали доски пола. Лидочке захотелось рвануться, поправить руку, но она не посмела, что-то остановило ее. То ли страх перед Сергеем, перед смертью, то ли страх перед Анатолием Васильевичем Голицыным, милиционером, который имел право задавать вопросы и обвинять людей. А почему бы мне и не вернуться ночью, не пройти в дом – окна, наверное, были открыты, почему мне не убить Сергея? Бред какой-то! Таких, как Сергей, не убивают. Представь себе любого человека на земле, который накопил в себе столько ненависти к Сергею, чтобы убить его? Застрелить? А где покупают пистолеты, чтобы убивать знакомых популяризаторов ботаники, написавших современный роман? В телевизоре это выглядит так просто – подошел к эстонским мафиози, купил пистолет и еще пулемет. А на самом деле?
Анатолий Васильевич, проводив носилки на террасу, быстро вернулся, широкими плечами чуть не застрял в двери и, увидев Лидочку, произнес непонятную фразу:
– А сейчас будем смотреть.
За ним вошли Глущенки. Так и остановились – капитан и Глущенки у двери, ведущей на террасу, а Лидочка – в дверях на кухню.
– Давайте теперь вместе будем смотреть, – сказал капитан. – Что могло пропасть из этого дома.
– Пропасть?
– Вот именно. Что могли украсть.
* * *
– Вы хотите сказать, – произнес Глущенко с явным облегчением, – что могло иметь место ограбление?
Лидочка подумала, что все они, включая Женю, говорят с капитаном на чиновничьем жаргоне, словно тот ему более понятен.
– Могло иметь место, – мрачно согласился капитан. – Вы видели, как он был одет?
– Нет, – ответили они вразнобой.
– Но он был одет, – сказала Итуся уверенно.