Полина же организовала, чтобы меня
пропустили в больницу в неприемный час – с кем-то по-быстрому
созвонилась и договорилась. Я еще тогда подумал, что она все через
своего отца провернула, но едва ли это и в самом деле было так –
позже станет ясно почему.
Больница, собственно, Ордену не
принадлежала, но, как я успел нагуглить по пути, считалась одной из
самых лучших в Москве. В подъезде и коридорах, через которые
проходили посетители, все блестело и сияло, на стенах через каждые
пять метров висели огромные зеркала в золоченых рамах, а люстры под
семиметровым потолком сделали бы честь иной королевской или
президентской резиденции. Лечебное отделение выглядело несколько
скромнее – подчеркнуто функциональным, но при этом почему-то уютным
и даже умиротворяющим – ни грана казенной холодности.
Подведя к нужной двери,
сопровождавшая меня в коридорах клиники медсестра проскользнула
внутрь первой, коротко переговорила с пациенткой – я слышал голоса,
но слов не разобрал – и только затем разрешила войти мне.
Зуля лежала в отдельной палате. Левая
нога девушки, от стопы до колена закованная в толстый белый кокон,
покоилась на хитром подвесе из гнутых трубочек и серебристых
тросиков. Оставленная поверх одеяла правая рука моей несостоявшейся
напарницы также была в гипсе – по локоть. Заплетенные в
многочисленные тонкие косички волосы, еще недавно фиолетовые, а
теперь цвета вороньего крыла, в беспорядке раскинулись по подушке,
словно черные змеи вокруг лика Медузы Горгоны – может, и не самое
удачное сравнение для образа юной девушки, но такое уж у меня
родилось – вслух я ничего подобного, естественно, не произнес, лишь
бросил с порога, растянув губы в улыбке:
– Привет!
– Привет… – при виде гостя на лице
Зули отразилось скорее удивление, нежели радость. Она чуть
приподняла голову и «змеи» на подушке дружно зашевелились. – А что
это ты не на тренировке?
– Дали выходной. Ты… как? – не самый
оригинальный вопрос, но другого мне сходу не придумалось, а
подготовить речь заранее я не позаботился.
– Как видишь… – воспарив над белым
одеялом, рука в гипсе указала на ногу в гипсе. – Висю… Подвешена на
ниточках… Как и все мы, впрочем, – задумчиво добавила девушка,
аккуратно кладя поврежденную руку обратно. – Мы на них висим, а нас
за них дергают. А когда нужно – одергивают.