Житейский опыт прошлой жизни подсказал, что нифроход довез его
до центра города, когда за трамвайным окном пошли чередоваться
пятиэтажные строения, самые высокие из тех, что ему довелось здесь
увидеть. А когда трамвай простоял пару минут на всамделишном
нифриловом светофоре на перекрестке с такой же широкой оживленной
улицей, в этом уверился.
- Что, «деревня», - насмешливо бросил ему кто-то рядом, -
Никогда таких высоких домов не видал?
- А то… - хмыкнул Аким и выскочил в открывшиеся на остановке
двери.
Он пошел по улице, изображая погруженного в свои мысли
неторопливого прохожего, которому все окружающее давно
примелькалось. Старался башкой лишний раз не вертеть, а только
бросал по сторонам короткие взгляды, выхватывая и усваивая новые
сведения. Старался отпечатать в сознании вывески, которые ему пока
ни о чем не говорили: «Нифромед», «Нифрокосм», «Нифростаб»…
Похоже, этот город так же зависел от нифрила, как любой город на
Старшей Сестре зависел от углеводородов. Неторопливым шагом Аким
добрел и до общепита, выдавшего себя незатейливой вывеской:
«Едальня». Едальня во всем оказалась обычной столовкой кроме
выбора, ибо выбор здесь отсутствовал. Когда Аким приложил запястье
к считывающему устройству, его пропустили к раздаче, где выдали
бумажную емкость, наполненную чем-то вроде приправленной овощами
лапши, и такой же бумажный стаканчик с нифриловым настоем.
Аким присел за столик, быстро смел еду, а вот пить настой не
стал, хотя после острой лапши пить хотелось неимоверно. Он отнес
поднос с посудой в мойку и наткнулся на раковинку с фонтанчиком.
Напился простой водой. Бумажный стаканчик с настоем собирался уже
выкинуть, но тут услышал голос, молодой, даже юный, девичий,
заинтересованный, обращенный явно к нему:
- Решил наську до вечера придержать или на продажу...?
- Чего? – не понял Аким и повернулся на голос.
- Наську, говорю, продаешь? – девушка подошла к Акиму вплотную,
смотрела выжидательно.
Аким засмотрелся. Таких правильных черт лица он никогда не
встречал. Огненно-рыжие волосы и зеленые бесстыжие глаза сразили
его наповал и безоглядно. А еще яркое желтое платье, желтое платье
и рыжая копна волос над ним, будто цветок на лугу. Аким любовался,
не в силах взгляд отвести.
- Эй, - изящная бровка переломилась, обозначая недовольство, -
Ты с утра наськи перебрал?