– Не откажешься составить мне компанию, Мельтия?
Черная птица и без того была привлечена ароматом. Услышав
вопрос, она склонила голову, задумалась. А затем вспорхнула с
ветки, устремившись вниз. На землю, однако, мягко ступив,
опустилась уже молодая девушка. С угольно черными волосами,
перемежаемыми ярко алыми прядями, стройная, невысокая. С
бездонными, синими глазами и тонкими чертами лица. Мельтия могла бы
считаться настоящей красавицей, если бы не шрамы, покрывавшие ее
тело. Один прочертил полосу на лбу, другой шел от носа, пересекая
всю щеку уродливым рубцом. Еще несколько виднелись на теле, которое
Мельтия старалась прикрыть руками. После обращения она оказалась
обнажена, однако вовсе не смущение вынуждало ее закрываться, а те
самые шрамы, что она стыдилась показывать. Шрамы, оставившие
намного больший след на душе, нежели на теле.
– Вот, возьми, – сказал Глэд, протянув девушке покрывало.
Та с благодарностью приняла его, закутавшись едва ли не по самые
брови и, кажется, почувствовала себя немного лучше. Затем взяла в
руки чашку с отваром, глубоко вздохнула и сделала первый
глоток.
– Я положил несколько листьев омелы, росшей на дубе, – пояснил
сид, и, увидев удивленный взгляд девушки, добавил. – Было не легко
их найти, но, в последние месяцы, жизнь в Эрине стала совершенно
невыносимой. Мертвые поселения, мертвые люди на улицах, покинутые
сидхе. Начинало казаться, что весь остров вымер, из-за чего я
старался больше времени проводить в Скафе, занимая себя поисками
трав и ценных пород деревьев. Там ведь все время движение, жизнь,
отчего не возникает такого чувства одиночества.
– Такая омела редка, – тихо проговорила Мельтия.
– Мне все равно не с кем ей поделиться, кроме как с тобой. А ее
целебные свойства уж точно нам не повредят.
Девушка ничего не ответила, но этого и не требовалось. Сид
достаточно хорошо ее знал, чтобы без всяких слов почувствовать
благодарность и также замолк, наслаждаясь прекрасным вкусом и
ароматом. Так они и сидели вдвоем, в тишине, глядя на огонь. И
вроде бы все вокруг оставалось тем же. Все также шелестели волны,
все также закатное солнце бросало лучи на землю, также танцевало
пламя. Однако чувство одиночества исчезло, и тревожные мысли больше
не терзали душу Глэда, сменившись глубоким умиротворением.