А дальше началась обычная похоронная рутина. Вынос гроба, автобусы с тем, кто собрался на кладбище. Каширин сел в машину, велел водителю пристроиться в хвост похоронной процессии. На кладбище оркестр играл слишком громко, музыканты внятно фальшивили, то и дело сбивались на мажорный лад. У могилы каждый желающий мог взять слово, вспомнить трагически погибшую женщину. На удивление, собравшиеся говорили много и охотно. Даже очередь из выступавших образовалась. Каширин и здесь стоял в стороне, его воротило от подобных церемоний. В итоге наговорили целые горы высокопарных фраз, в которых бесполезно искать хотя бы горошину смысла.
Последним решил выступить заместитель Ореховой Кобылкин. Теперь, считай, глава фирмы. Тиская в руке кепку, выдал очередную порцию белиберды: о вечной памяти, торжестве человеческого духа и почему-то душевной красоте. Вопрос, чьей только красоте? Собственной что ли?
Слушая весь этот лепет, Каширин вспомнил: в молодости Кобылкин работал акушером в гинекологическом отделении одной из московских больных. С работы его турнули за то, что он слишком уж активно помогал забеременеть бесплодным пациенткам. Позже он нашел себя в строительном бизнесе. Вот они, превратности судьбы.
* * *
Когда вся трихомудия, наконец, завершились, родственники, друзья и знакомые покойной неторопливо двинулись к воротам кладбища, Каширин поравнялся с Кобылкиным на узкой асфальтированной аллее. Они обменялись общими ничего не значащими фразами. И тут Каширин попытался свернуть разговор в деловое русло. Он спросил Кобылкина, в курсе ли тот относительно кредита. Кобылкин нахмурился и молча кивнул головой.
– Надежда Петровна по договору должна вернуть деньги в понедельник, – сказал Каширин. – Теперь, когда вы заняли ее место, думаю, недоразумений не возникнет?
Кобылкин брезгливо сморщился всем лицом, так сморщился, будто съел гнилой лимон.
– Евгений Викторович, хочу вам напомнить, – ответил Кобылкин. – Мы на кладбище, а не в ломбарде. Мы только что похоронили близкого всем нам человека.
Кобылкин осуждающе покачал головой, ускорил шаг. Каширин придержал его за рукав пальто.
– Я помню, – кивнул Каширин. – Помню, кого мы похоронили.
К черту все условности. Он не хотел отступать. Кобылкин снова сморщился и, наконец, надел кепку, прикрыв головным убором продолговатую плешь на затылке.