– Я десятки раз это слышала, – крепче обхватила его шею. – А самых главных слов ты не говоришь и не ласкаешь меня… Я для тебя ребенок, а я не ребенок… И я знаю, что нам мало осталось. И никто не расскажет, и никто не узнает о нашей тяжкой судьбе внедрения в мир наших как бы потомков, которые, перерожденные, как бы настоящие, а мы то ли будущее, то ли прошлое Арктиды. Так хоть ты люби меня, как любят женщину… А если ты такой трус, так хоть не сопротивляйся… Я буду тебя ласкать, потому что я очень хочу этого. Я вся дрожу, а ты такой чурбан и трус, трус… Я не дочь тебе и никогда ею не была!
– Ты всегда была любимой, – прошептал, – я испытываю к тебе такую нежность, что боюсь тебя трогать… Ты такая юная и красивая, а меня всего истерзала эта жизнь после внедрения. Ты погибла, я не мог это пережить… Но тебя возродили, и я ожил. Но я старею в этом мире, и мне тоже больно.
– Обними меня крепче, Алк, – зашептала в ответ. – Если нам не удастся отсюда выбраться, я хочу уйти в Иные Миры женщиной, любимой, познавшей страсть и истому.
– И снова ты меня замужествовала, – улыбнулся. – Натка, делай со мной что хочешь…
– Карамышев, ты действительно заговоренный… Как тебе удалось вернуть пистолет? Я объявляю тебе дисциплинарное взыскание. Ты погорячился. Сейчас Максимов в больничке, дробят ему камни в почках. Занимайся текущими делами… С этой лабораторией – погоди. Не нашего полета это дело. Но и Максимова можно понять: только ты в контакте с этими залетными… Ладно девочка-чудо, а то еще этот здоровенный лоб, на раз сотворивший из наших гаишников посмешище. И вот поэтому, – пригрозил кулаком Гринев, – тебя федералы в покое не оставят. А ты не копай себе яму, не будь дураком!
Но капитан не успел отозваться, влетел дежурный:
– Около реки, на лужайке убийства! Какой-то сумасшедший, докладывают, молодой и голый, выскакивает невесть откуда с ножом в зубах и вспарывает животы прохожим. Свидетельницу, бабулю, распорол от макушки до промежности. Четыре трупа… Попытки бешеного пристрелить результата не дали. Исчезает…
– Карамышев… Сердце, – сипло задышал полковник. – В кителе, в кармане – изокет… Ах, «коронал», батенька, ваш навсегда, – закашлялся. – И зажирайся магнием… Дай! – И забрызгал себе под язык нитратным спреем. Отдышался, растирая ладонью сердце. – А тот магний – тысяча двести баночка и название штатовское «Натурал калм», а я «м» недоглядел и прочел: натурал кал… Мы, россияне, потребляем штатовский кал? Меня Комков до сих пор подкалывает… Ну, погнали!