– Ну, вы же продвинутые, измените мою внешность до полной неузнаваемости.
– Смешно… Рептоиду плевать на твою внешность, он взял твою тонкоматериальную вибрационную суть.
– Вы можете замолчать?! – вдруг взъярилась Натка. – Самое никчемное племя на земле – мужичье! Вы ни на что непригодны, ступайте на кухню и дожирайте ветчину. А я буду думать. А ты, Карамышев, не росс, ты русский, надеющийся на авось. Пошли вон!
Бочком убежали на кухню. Капитан шепотом молвил:
– Алк, она вроде девушка, а ведет себя как неудовлетворенная женщина.
– Тебе повезло, что догадался шепотом. – И закусил губу.
– Ага… – глубокомысленно подытожил капитан. – И тут я не в тему…
Попили чай с куском зачерствевшего хлеба и остатками ветчины. Капитан испуганно, но съедаемый любопытством, тихо подошел к двери и заглянул в щелку. Увидел девушку, сидящую неподвижным, словно решившим умереть истуканом. Глаза стеклянные, немигающие, кожа бледная, только на шее напряженно трепещет жилка.
– Ей плохо, – бросился к Алку, – я ухожу… Пусть берут меня наши тупые держиморды, авось как-то вывернусь. Пусть снимает защиту, ухожу!
– Вот именно, авось… – отмахнулся Алк. – Натка ясновидящая, она думает. Не мешай. Заткнись и сам думай. И молись, чтобы она вышла на информационный поток…
– Карамышев, – вскоре позвала Натка упавшим голосом. – Сядь, не мельтеши, и ты, Алк… Дмитрий, тебе действительно нужно попасть на Кольский… Недаром рвешься, еще ни о чем не соображая. Ты расскажешь и напишешь люду о нас. Читал братьев Стругацких «Трудно быть богом»?
– Читал. По юности очень был под впечатлением, а позже, стремясь вновь пережить это впечатление, начал читать, но словно меня что-то притормозило, читал без эмоций, не впечатляло. Стал старше, да?
– Нет, не поэтому. Ты близко к сердцу принимаешь несправедливость в своей стране, выпячивание и безответственность одних и бесправие других. Начал соображать, что трудно быть богом не на какой-то малоизвестной феодальной и чужой планете, а мучительно быть богом в своей собственной стране. Я и Алк телепатически закрепим в твоей головке память о нашей жизни, о том, как трудно россам Арктиды и Даарии в стране своих потомков, России. Мы, Карамышев, не боги – Стражи. И ты напишешь книгу-исповедь о том, как трудно быть Стражем в России. Возможно, кто-то прочтет и улыбнется наивности автора, а другой – ужаснется, третий задумается, четвертый не смолчит…