Встреча Нового, 1965 года проходила по-студенчески весело, шумно, залихватски. Общежитие гудело, как растревоженный веселый улей. Позади первый семестр, а впереди – вся жизнь. Гуляй, рванина! О том, как гуляли, свидетельствовало объявление над парадной лестницей в первое утро нового года: «Товарищи студенты, кто, возвращаясь со встречи Нового года, потерял на лестнице брюки, просьба обратиться к коменданту общежития».
Мы с моим земляком Аланом Хоребовым возвратились в свою комнату под утро на хорошем взводе. Алан по какой-то странной случайности попал на факультет журналистики. Просто, наверное, по причине своей вечной расхлябанности адрес перепутал. Ему бы надо было поступать в Суриковское или Строгановское училище, а его ноги понесли на Моховую. Вот и сейчас окно закрывал мольберт с чистым холстом. «Негоже начинать новый год с чистого листа», – проговорил я. Спать не хотелось, и Алан подхватил вброшенный мной в игру мяч: «А ты загадай желанье». – «Так ведь поздно уже, – ответил я, – надо было загадывать под Новый год». – «Да ладно, это все условности, – возразил мой друг, – загадывай». – «Ну и что?» – не уступал я. «А я это твое желание оматериализую вот на этом чистом холсте, – ответил Алан, – и тогда мы начнем новый год не с чистого листа, а с твоей мечты, которая по всем приметам сбудется».
Итак, спать не хотелось, и мы ринулись еще в одно приключение этой безумной ночи. Я ему стал рассказывать о той единственной, которую я хотел бы встретить, а он стал переводить мои новогодние фантазии на холст. Не помню, на каком этапе нашего совместного новогоднего бреда я вырубился, но когда проснулся, мольберт стоял напротив окна и на него падали робкие лучи первого дня нового, 1965 года. И так же робко оттуда мне улыбалось очаровательное существо. «Это кто?» – спросил я, протирая глаза. «Это та, единственная и неповторимая, которую ты встретишь в этом году», – ответил мой сосед. «Каким образом она здесь оказалась?» – «Ты что, все забыл? Ты же мне ее продиктовал».
Удивительно и другое. Говорят, не может быть дружбы между мужчиной и женщиной. Еще как может быть. Ира Гуржибекова была моим самым близким другом. Больше в моей жизни таких друзей не было. Так вот, незадолго до этого Ира Гуржибекова, кстати, тоже осетинка, написала мне на сборнике своих стихов: