– Иисусе! – возопил Серотонин. Ему вдруг представился теневик Поли де Раада, с лицом обреченного посредника, озаренным отблесками каких-то сомнительных делишек на Суисайд-Пойнт. – Никому нет ни малейшего дела до моих проблем, – посетовал он и поднялся, собираясь уходить.
– Прости, – сказал Бонавентура. – Это обширная территория, Вик. Возможно, мы видели разные части.
Вик отозвался с порога:
– Не думаю.
– Я снов не вижу, Вик! – пожаловался Бонавентура. – Я не вижу снов!
– Ты же знал, что этим все закончится, – ответил Вик, не представляя, чем ему помочь. – Ты всегда знал.
– Погоди, Вик, с тобой ведь то же самое будет.
– Помолчи, – сказал Вик отсутствующим тоном. – Помолчи, старичелло.
* * *
Эдит Бонавентура застигла его внизу; Вик хладнокровно выдирал страницы из дневника.
– Я думала, что спрятала его, – неуверенно сказала Эдит.
– Там ничего нет.
– Правда? Значит, не тот блокнот.
– Ты это знала наперед, – обвинил ее Вик.
Она улыбнулась, соглашаясь.
– Но даже исписанные блокноты – не обязательно нужные тебе, – заметила она. – Эмиль много чего писал в те годы. Ты не хочешь выпить?
Серотонин уронил блокнот на пол и зевнул.
– Мне надо идти, – сказал он.
Эдит все равно принесла ему выпить и постояла перед Виком, пока тот пил.
– Эй, что это? – спросил он.
– Все хорошее пойло, – ответила она, – ты уже высосал.
Серотонин утер губы. Окинул взглядом комнату, заставленную предметами из девичьей жизни; ему не удалось сопоставить ту Эдит, которую Вик знал, с Эдит, которой они принадлежали. Он отставил стакан и притянул ее к себе, усадив на колени.
– Ему нужны деньги? – спросил он.
Эдит отвернулась и выдавила улыбку. Прижала голову Вика к своей шее и заставила его поцеловать ее в затылок.
– Нам всегда нужны деньги, – ответила она. – Мм. Так хорошо.
Когда Серотонин ушел, она еще долго лежала на диване и думала о нем. Вик Серотонин напоминал ей всех мужчин, встреченных на пути через гало. Все, кого она там встречала, тщились уйти в грезы, которым полагалось бы развеяться уже в шестнадцать лет.
Если честно, то Эдит и себя бы к ним должна причислить. На Пумаль-Верде, скажем, она под завязку накачалась «ненасытным доктором» и ей одиннадцать часов подряд мерещилось, что она стала огромной белой птицей, медленно рассекающей вакуум взмахами крыл.[19] Ее приятель тогда сказал: