Он проснулся в поту с колотящимся сердцем и в сильнейшем возбуждении. С трудом успокоил бурное дыхание, прислушался к спящим Макею и Лабзе. Они похрапывали, ворочались иногда, слегка шуршали сеном.
Потом теплое томление обволокло его тело. Жалость к себе заполнила его. Вспомнилась тетка Горпина, пристававшая к нему ранней весной, то, как он смущался, волновался и в то же время желал ее близости, ее потного и немытого тела, представляя себе все, что могло произойти, согласись он на ее домогания. И теперь он жутко жалел, что не смог преодолеть смущение и робость. Злость наполнила его нутро, он стремительно повернулся на другой бок.
Хлопец долго не мог заснуть. В голову постоянно лезли мысли о женщинах. Он вспоминал, что некоторые из них бросали на него странные взгляды, особенно молодые вдовушки. Он краснел, убегал, а потом клял себя за трусость и нерешительность и за лохмотья, которые висели на его тощих юношеских плечах.
Вся кровь в нем бурлила, пульсировала в жилах, не позволяла успокоиться.
Продолжая беспокойно ворочаться, Лука никак не мог отмахнуться от возникавших видений, так будораживших его воображение. Он злился на себя, на всех баб, которых мог вспомнить, и в бессильной злости продолжал ворочаться.
Лишь под утро удалось придремать, но тут же строгая рука Макея пробудила юношу, а заспанный голос молвил с хрипотцой:
– Хватит бока отлеживать, хлопчик! Вставай к коням. Уже утро на дворе.
Лука был хмур, молчалив, но ни у кого не было времени обратить на это внимание. Эти мелочи не волновали казаков.
– Завтра на рассвете выступаем, – сказал Кривой Лабза, вернувшись в конюшню. – От Степки Сыча услышал.
– Стало быть, кончилась привольная житуха! – воскликнул Макей, но в его голосе Лука не услышал тревожных ноток.
– Когда еще доберемся до места, Макей, – разумно заметил Лабза.
– Да и то верно. Идти нам положено по мирным землям до самой Неметчины. Интересно, что за земля там? Лука, ты хотел бы поглядеть? – Макей с хитринкой в глазах глянул на юношу.
– Конечно, дядько Макей!
– Девки там, я слыхал, знатные! Небось задумываешься, а?
Лука покраснел, отвернулся и не ответил. Казаки похабно загоготали, а юноша даже озлился немного.
Весь день занимались погрузкой снеди в мажары, крытые толстой рядниной.
Подводы все прибывали, с ними возницы и казаки охраны. Сотник Мелецкий покрикивал, видно было, что он неспроста озабочен. Под его началом было не менее шестидесяти мажар с кучерами – и все надо принять, распорядиться. И за припасами постоянный догляд нужен.