Представьте себе, что вы вдруг со всем своим снаряжением остались одни на тропическом берегу около туземной деревни, меж тем как лодка или шлюпка, на которой вы сюда приплыли, отплывает и исчезает из поля зрения. И как только вы поселитесь в доме какого-нибудь живущего по соседству белого человека, купца или миссионера, вам останется только одно – сразу же приступить к вашей этнографической работе. Вообразите себе еще и то, что вы в этом деле совсем новичок, что у вас нет никакого опыта и ничего того, что могло бы послужить вам ориентиром, нет никого, кто мог бы вам помочь. Ведь белый человек временно отсутствует или же он не может либо не хочет тратить на вас свое время. Именно так и начинались мои полевые исследования на южном побережье Новой Гвинеи. Я отлично помню мои длительные посещения деревень в первые недели по прибытии; я помню это ощущение безнадежности и уныния, которое охватывало меня после многих отчаянных, но бесплодных усилий установить реальный контакт с туземцами или раздобыть какой-то материал. У меня бывали периоды меланхолии, когда я погружался в чтение романов, словно человек, который погружается в пьянство в припадке тропической депрессии и скуки.
Вообразите себе затем, что вы впервые входите в деревню – один или в компании своего белого проводника. Какие-то туземцы сразу окружают вас, – особенно если учуют табак. Другие, более степенные и старшие, остаются сидеть там, где они и сидели. Твой белый спутник уже давно научился по-своему общаться с туземцами и не понимает, как вы, этнограф, будете устанавливать с ними контакт (да это его и не интересует). После этого первого посещения у вас создается радужное ощущение того, что, как только вы вернетесь сюда один, дела пойдут куда легче. По крайней мере, я на это надеялся.
С этой надеждой я вернулся, и вскоре вокруг меня собралась небольшая группа аборигенов. Несколько комплиментов на pidgin-English[7] с обеих сторон, немного передаваемого из рук в руки табаку, – все это уже создало атмосферу взаимной доброжелательности. И тогда я попробовал приступить к делу. Сначала, чтобы начать с того, что не могло бы возбудить подозрений, я взялся за технологию туземцев. Несколько аборигенов занимались изготовлением разных предметов. Было нетрудно наблюдать их за работой и узнать не только названия их орудий, но даже и некоторые технические выражения, относящиеся к процессу производства, но дальше этого дело не пошло. Следует помнить, что pidgin-English – это слишком несовершенное средство выражения мыслей, и что прежде, чем научишься задавать вопросы и понимать ответы, будешь испытывать ощущение неудобства из-за того, что свободно общаться на этом жаргоне с туземцами ты никогда не сможешь; на первых порах у меня почти не получалось завязать с ними более подробный и содержательный разговор. Я хорошо понимал, что лучшим средством будет здесь собирание конкретных данных, а потому и составил список населения деревни, записал генеалогические сведения о жителях, начертил планы и собрал термины, выражающие отношения родства. Но все это оставалось мертвыми фактами, которые в дальнейшем отнюдь не привели бы меня к пониманию реального мышления или поведения аборигенов, поскольку таким образом мне не удалось ни понять того, что туземцы под этим понимают, ни ухватить того, что можно было бы назвать смыслом племенной жизни. Что касается их представлений о религии и магии, об их вере в колдовство и духов, то тут мне не удалось узнать ничего, кроме нескольких поверхностных представлений о фольклоре, к тому же искаженных из-за того, что их пришлось выражать на pidgin-English.