Спали мы, должно быть, недолго и проснулись от ужасающего грохота. Не открывая глаз, я сунул руку под подушку за пистолем, разомкнул веки и невольно присвистнул от нелепости представшей моему взору картины. На кровати, прикрывая наготу подушкой, восседала Конфьянс. На полу, под перевернутым креслом, недоуменно тараща глаза на весь белый свет, красовался Мано, пытаясь сфокусироваться на внушительной фигуре Жозефины, являющей собою живую аллегорию правосудия в действии.
– Ты что же это такое вытворяешь, негодник?! – подбоченясь, заорала она, но, сообразив, видимо, что нас могут услышать лишние уши, немедля перешла на трагический шепот. – Ты мне что говорил, подлец?! Нужно помочь девочке, которую, против ее воли, продают в услужение злой старухе? Так или нет?! Что ж ты, морда твоя волчья, не сказал, что старуху звать Екатерина Медичи! Поутру приходит брат Адриэн и рассказывает, мол, банда гасконцев напала на дворец Сен-Поль, спалила дом господина прево, перебила уйму народа и награбила столько, что едва смогла уйти. А вы, мсье?! Вы что же, специально в Париж повадились – наших королей убивать?! Поговаривают, Генриха Валуа голого на крышу загнали, всего изранили, насилу жив остался! Что же это вы разбой чините, господа хорошие?!
– Жози! Жози! – попытался вмешаться де Батц.
– Молчи, кобель противный! Тьфу на тебя, душегуб. Девчонку-то, девчонку зачем сюда притащили? Нешто ей тут место? У меня, между прочим, честное заведение, а не какой-нибудь там притон! Экая ты миленькая! – без всякого перехода продолжила она. – Давай-ка помогу тебе одеться! Не привыкла небось без камеристки!
Переступив через замершего в ошеломлении гасконца, она направилась к ложу Конфьянс, ища взглядом вещи девушки. Как я уже говорил, вещей почти не было – одно лишь платье.
– Да что же это такое? – Всплеснула руками она, обнаружив отсутствие искомых предметов одежды. – А где же белье?! Где туфли?! Ироды, навуходоносоры, вы так ее и тащили? Она ж застудиться могла! Ну, ничего, голубка моя. Сейчас что-нибудь придумаем! – не умолкала хозяйка. – А ну, отвернитесь, скоты, не видите, что ли, дама смущается!
Мы поспешили выполнить требования Жозефины. Насколько я успел ее узнать, эта разбитная девица могла себе позволить не только обозвать «скотом» короля Наварры, но и, в случае невыполнения категорических требований, использовать для убеждения подсобные средства, вроде того же вышибленного из-под Мано кресла. Из всего потока выпаленных Жозефиной новостей я четко уловил одну, пожалуй, наиболее важную.