В руке у Изольды золотисто сверкнул клинок. Откуда он только взялся? Когда выезжали, ничего, кроме креста и кольта, у неё не было. Ну, блузка с декольте, джинсы, широкий ремень, – это не в счёт…
– Сгинь! – отчётливо сказала она и рубанула пиджак шпагой по малиновому лацкану.
Раздался душераздирающий визг. Из ниоткуда вспыхнуло багрово-жёлтое пламя, в подвал повалил дым и разлился резкий запах серы, а потом…
А потом из недр пиджака, между пуговиц, высунулось уродливое мужское лицо с маленькими рожками. Оно гримасничало, оно болезненно кривилось, оно истекало нечестивым смехом и слезами ярости. Прозвучал скрежещущий возглас:
– Попомнишь!.
Кто это выкрикнул? И выкрикнул ли вообще? Ничего не помню. Потерял сознание, хотя и стыдно – всё же старший лейтенант, не Саша Кириллов какой…
Сознание как потерял, так и нашёл. Действовал строго по инструкции, внушённой ещё в Перепетуевской высшей следственной. «Если стало плохо – оглядись: возможно, товарищу ещё хуже…»
Саше уж точно было хуже. Он лежал на паркетном линолеуме и дышал с трудом. Правда, рядом сидела Ванька, массировала ему передними лапками виски и неодобрительно бормотала: «Молодой ещё, необстрелянный… Присылают зелёных, а мы расхлёбывай…» При этом она отдувала от Сашиного лица серный дым. Страховала, словом.
Малиновый пиджак безжизненно валялся на полу и лишь слегка сучил рукавами.
Чучело крокодила на стене вздрагивало и негромко повторяло, словно заведённое: «Ну, ни хрена себе…»
Изольда взгромоздила грузное тело Автандила на игорный стол, всмотрелась в лицо и прижала когда-то черноволосую, а теперь лысую голову к высокому бюсту.
– Дурашка, – негромко говорила она при этом, – ах, дурашка… Что ж ты наделал?..
Опохмелидзе начал оживать.
– Можно, я тут останусь? – прошелестел он, приходя в себя и как бы невзначай целуя длинные тонкие пальцы подполковника Малюткиной.
– Вот ведь болван! – неожиданно рявкнула Ванька. – Госпожа, он же ничего не понял!
Саша Кириллов открыл глаза.
– А что это было? – спросил он, кое-как поднимаясь и оправляя мундир дрожащими руками.
Изольда со стуком уронила голову Автандила на зелёное сукно и подобрала с пола окровавленный клинок.
– Это был нечистый, лейтенант, – сказала она сухо.
Опохмелидзе рванул рубашку, галстук, майку, обнажил волосатую грудь – и посерел лицом в тон костюму.