Совсем рядом с Андреем по ступенькам широкой лестницы к площади спустилась небольшая компания местных девушек в традиционных «габи» – светлых хлопковых палантинах с украшающими их красно-желто-зелеными поперечными полосками и намотанными на голову легкими, многоцветными полосатыми шалями «шамма». Девушки обратили внимание на импозантного молодого мужчину в легком белом костюме и белой шляпе, стрельнув в его сторону своими большими черными глазами. Поймав их взгляд, Лавров улыбнулся и, приподняв шляпу, чуть склонил голову. Те, весело, белозубо рассмеявшись, приветственно помахали ему рукой и пошли дальше, о чем-то оживленно разговаривая меж собой.
«Смотри, какие тут симпатяшки водятся! – глядя им вслед, мысленно отметил Андрей. – Глазищи – ух! – аж насквозь прожигают. Однако надо идти к таксистам… Кого ж из них выбрать?»
Он еще раз всмотрелся в каждого из мельтешащих у своих авто местных водил и, обратив внимание на коренастого, с умным, живым взглядом, больше похожего даже не на эфиопа, а на чрезмерно загорелого жителя Подмосковья, решительно направился к нему.
– Привет! – по-русски обратился Лавров, откуда-то внутренне зная, что этот аддис-абебец русским владеет. – До города сколько возьмешь?
– Сто бырр! – без малейшей натуги, по-русски категорично ответил тот. – Бензин, знаешь ли, сейчас очень дорогой…
– Вообще-то, насколько мне известно, у вас тут берут полста бырр, – усмехнулся Андрей. – Но я тебе дам двести, если отвезешь меня к человеку, который сможет по воздуху отправить меня в Могадишо.
– Триста – и ты прямо сейчас познакомишься с самым лучшим воздушным извозчиком в наших краях! – гордо заявил таксист.
– По рукам! – согласился Андрей. – Едем!
С явным сожалением – и что ж сдуру не запросил больше? – таксист, назвавшийся «Васей», плюхнулся за руль своей «копейки», и они помчались по отменного качества шоссе в сторону Аддис-Абебы. Шоссе то шло на спуск, то взлетало вверх, то огибало обрывистые, каменные холмы и глубокие лощины. Здесь, на плоскогорье, вознесшемся над уровнем моря почти на два с половиной километра, некоторую, пусть и едва заметную, разреженность воздуха чувствовали не только легкие впервые сюда прибывших, но и моторы машин, которые на подъемах выдавали заметно меньшую мощность, нежели на степной равнине.