Под вечер к хутору Сарры причалила другая лодка, из которой вышел на берег главный управляющий поместьями Рамсеса.
Царевич и этого вельможу принял в воротах сада – может быть, из строгости, а может быть, не желая, чтоб тот заходил в дом к наложнице-еврейке.
– Я хотел, – заявил наследник, – повидать тебя и сказать, что среди моих крестьян ходят какие-то нелепые россказни о снижении податей или о чем-то в этом роде… Надо, чтобы крестьяне знали, что я их от податей не избавлю. Если же кто-нибудь, несмотря на предупреждение, не перестанет болтать об этом, – будет наказан палками.
– Может быть, лучше брать с них штраф… дебен или драхму, как прикажешь? – вставил главный управляющий.
– Может быть… Пусть платят штраф, – ответил царевич после минутного раздумья.
– А не наказать ли самых строптивых палками, чтобы лучше помнили милостивый приказ?
– Можно. Пусть строптивых накажут палками.
– Осмелюсь доложить, – проговорил шепотом, не разгибая спины, управляющий, – что одно время крестьяне, подстрекаемые каким-то неизвестным, действительно говорили о снятии налогов. Но вот уже несколько дней, как эти разговоры вдруг прекратились.
– Ну, в таком случае можно и не наказывать, – решил Рамсес.
– Разве для острастки на будущее? – предложил управляющий.
– А вам не жаль палок?
– Этого добра у нас всегда хватит.
– Во всяком случае, умеренно, – предупредил его царевич. – Я не хочу, чтобы до царя дошло, что я без нужды истязаю крестьян. За крамольные разговоры нужно бить и взимать штрафы, но если нет причин, можно показать себя великодушным.
– Понимаю, – ответил управляющий, глядя в глаза царевичу, – пусть кричат, сколько вздумается, только бы не болтали втихомолку чего не следует.
Эти разговоры с Патроклом и управляющим облетели весь Египет.
После отъезда управляющего Рамсес зевнул и, окинув все кругом скучающим взглядом, мысленно сказал себе:
«Я сделал все, что мог. А теперь, если только выдержу, ничего больше не буду делать…»
В этот момент со стороны хуторских служб до него донесся тихий стон и частые удары. Рамсес обернулся и увидел, что надсмотрщик Езекиил, сын Рувима, колотит дубинкой батрака, приговаривая:
– Тише!.. Не кричи!.. Подлая скотина!..
Батрак зажимал рукою рот, чтобы заглушить свои вопли.
Рамсес бросился было, словно пантера, к службам, но одумался.