Прижимаясь к нему, сдаваясь, тут же
закрыла глаза, чтобы ничего не видеть. Только рука на голове, такая
привычная, но как же ее не хватало…
- Знаешь, — негромко сказал Шалье. —
Все не так. Просто я… не занимался никогда самоконтролем, цели
такой не было. Так что могу и не сдержаться. Не хотелось бы, чтобы
ты… пострадала.
Он говорит про огонь, поняла Латиса,
и сделалось так тоскливо…
- Значит, это ты не готов, — обречено
прошептала.
- Нееет, — в его голосе появилась
улыбка. Шалье медленно проводил ладонью по ее спине. — Это ты. Но
уже скоро.
И они молча сидели, а когда его рука
безвольно сползла вниз, Латиса собралась с силами, поднялась и
отправила его спать. Он тут же ушел, сонно улыбаясь. И даже один
раз оглянулся.
Всю ночь ему снилась Латиса. Она
билась в его руках, как бьется рыбка, сжатая в ладони, и ее стоны
были лучшим, что он когда-либо слышал.
Когда сон ушел, оставив после
себя ноющее напряжение, Шалье сел и стал стряхивать мысли о Латисе,
как собака отряхивает мокрую шерсть. Его нюх кричал об опасности.
Шалье не стал ему мешать и выслушал все, что тот пожелал сообщить.
Чутье выдергивало нитки прошлого, сплетая в тугой узел.
'Слишком близко', — тяжело сказал
голос Каинни.
Это ловушка, самая хитрая из
всех, которые на тебя ставили и потому самая опасная. Предотврати
неизбежное прямо сейчас или проиграешь.
'Я найду твою слабость', —
клятвенно заверял Карасан.
'И эта девочка… зачем?' — спросил
Аелла, но в его голосе затаилось удовольствие, старый хитрец точно
знал, зачем, и делиться своим знанием не собирался. Просто ждал,
когда сможет управлять его, Шалье, поведением и был уверен, что это
время уже совсем близко.
'Опасность, — равнодушно подвел
итог внутренний голос. — Действуй, пока не поздно.
Избавься'.
Шалье никогда не спорил со своим
чутьем. Оно позволило обойти множество подводных камней, мешающих
плыть его кораблю: законов, личных привязанностей, этических
принципов, общественного мнения. Позволило делать все необходимое,
ни с чем не считаясь.
Оно позволило пережить смерть
брата, свое в этом участие и найти единственное занятие, ради
которого стоило продолжать жить. По большому счету именно оно его и
спасло.
Опасность? Латиса, с ожиданием
заглядывающая в глаза, теплые руки на щеках. Легкие губы, от
которых захотелось замереть и навсегда запомнить, что даже к нему
все еще можно так нежно прикасаться.