– Щербатин, – зловеще прошептал я, – откуда, интересно, они знают, что я – Беня?
– Я тебя зарегистрировал как Беню.
– Я не Беня, я Борис Емельянов.
– Это слишком длинно. Длинных имен не любят, из всех списков будешь выпадать. Я, как видишь, свою фамилию тоже не пожалел. Все, тихо!
– …По желтой линии до четвертой отметки и представиться капитану экипажа. Сегодня все отдыхают, – закончил инструктор.
Через несколько минут мы с Щербатиным уже выбрали себе кровать. Долго не искали – все равно на одну ночь. Я, по молчаливому соглашению, залез наверх – мне достаточно было видеть провисший потолок в потеках ржавчины, остальное не интересовало.
– Знаешь, почему ты хреновый поэт, Беня? – донесся снизу голос Щербатина. – Потому что ты не интересуешься людьми. Ты интересуешься только собой. Погляди вокруг: сколько судеб, сколько характеров. Поговори, познакомься, наберись опыта.
– Не вижу никаких судеб, – отозвался я. – Вижу только серую массу, которая дрожит от предвкушения веселой жизни.
– Это не масса, это люди! – рявкнул вдруг Щербатин с неожиданной злостью. – Такие же люди, как ты, ничуть не хуже. Может, даже лучше.
– Это нулевое холо, Щербатин. Большое скопление нулей, равное в сумме… сам можешь подсчитать. И вообще, кто бы меня учил! Бандит-международник, ценитель индивидуальностей…
– Зато ты у нас непризнанный гений. Ладно уж, лежи, наслаждайся своими печалями. Я пойду прогуляюсь. Не забудь носки сменить, божество ты наше недоделанное.
Щербатин ушел, и через некоторое время мне стало скучно. Я понаблюдал за казармой, где трудовой люд менял носки, приспосабливал поудобнее новую одежду, устраивал постели, таскал откуда-то картонные тарелки и мало-помалу знакомился. Через кровать от меня возился с завязками некий субъект совершенно неопределенного возраста. Маленький, сгорбленный, суетливый, он походил на забитого китайца-крестьянина, какими их показывают в старых фильмах.
– Привет! – позвал я. – Как зовут-то?
Он рывком поднял голову, блеснули глаза-бусинки.
– Шак, – ответил он высоким сипловатым голосом. – Я – Бедный Шак.
– Издалека?
Он задумался, закатил глаза, шевеля при этом тонкими серыми губами.
– Третье удаление, – родил он наконец. – Не очень далеко.
– Ясно… – Я тоже захотел назваться, но забыл, из какого мы со Щербатиным удаления и сектора. Надо будет записать на ладошке. – Чем решил тут заниматься, Шак?