– Чего ты тут разлегся? Как дам сейчас!..
– Почему они тебя не трогают? – обалдело спрашивает капитан.
– А я откуда знаю? Сама ничего не понимаю… – Девушка снова тормошит тигра: – Слышишь, ты, красноносый! Не боюсь я вас больше ни чуточки. Марш домой!
Недовольно урча, тигр отходит от мостика.
Еще два тигра и один лев загнаны в клетки. Марианна старательно задвигает засовы.
– Марианна! – кричит ей с мостика капитан. – Беги скорей, отдай якорь!
– Кому? – удивленно спрашивает девушка.
Капитан только рукой махнул.
– Есть отдать якорь! – орет осмелевший теперь боцман.
Отперев свою клетку, он бежит на полубак к якорному устройству.
Сидоренко все еще сидит верхом на лапе якоря. Загремела цепь – якорь пошел в воду. Этой беды матрос не ждал.
Он с кошачьей быстротой и проворством лезет вверх по якорной цепи. Цепь летит в воду все быстрее и быстрее, и все быстрее мчится по ней вверх матрос. У него даже нет времени закричать.
Больше он карабкаться не в силах. Обхватывая цепь ногами и руками, Сидоренко покорно опускается в воду. Цепь останавливается в тот момент, когда над водой торчит только голова матроса. Кончилась вся цепь, как говорят моряки, «вытравилась до жвако-галса».
Глаза Сидоренко выпучены, рот открыт.
– Вот это точность… – произносит он с удивлением.
А Марианна уже заталкивает в клетку последнего тигра.
Щеки ее пылают, глаза блестят.
– Давай, давай! Зверюга!
Заперев клетку, она в изнеможении прислоняется к прутьям.
Перед клетками толпится вся команда.
– Один, два, три… – считает хозяйственный боцман, тыча пальцем в клетки с притихшими зверями.
– Как? Все на местах?
– Вроде все, – отвечает боцман.
Капитан заметил, что Марианна стоит с закрытыми глазами, опустив руки и тяжело дыша.
– Что с тобой, Маришенька? – испуганно спрашивает Василий Васильевич.
– Дядя… – произносит Марианна с трудом. – Все-таки и я на что-то пригодилась… Правда?
И вдруг, качнувшись, она падает.
Подоспевший Олег Петрович подхватывает ее на руки.
– Это ничего… Это от волнения… – успокаивает он капитана.
Осторожно ступая, старпом несет девушку в ее каюту.
– Одиннадцать… Двенадцать! – заканчивает считать боцман. – Все.
– Извиняюсь, – доносится из последней клетки. – Вы меня присчитали. – Это напомнил о себе Шулейкин.
Боцман свирепеет.
– А ты будешь у меня до самой Одессы сидеть! Аферист!