Щетки забили виртуозную дробь по ящику.
Сажин смотрел на хитроглазого грязного курчавого мальчишку с глубоким шрамом от уха до подбородка.
Мальчик, перестав стучать, тоже посмотрел на него и вдруг обыкновенным голосом сказал:
– Товарищ командир, давай задаром почищу…
Сажин нахмурился.
– Спасибо, брат. Не нужно.
И пошел дальше.
Кажется, не было ни одного перекрестка в Одессе, ни одного подъезда, гостиницы или учреждения, где не расположились бы мальчишки-чистильщики, выбивающие щетками барабанную дробь на своих ящиках, зазывая клиентов, мальчишки-папиросники, торгующие поштучно папиросами, мальчишки – продавцы ирисок и маковников… Все это великое воинство, в котором смешались дети бедняков, подрабатывающие на жизнь, и беспризорные дети, сироты, оставленные войнами, подчинялось тем «принципиальным» беспризорникам, что жили «вольной» жизнью, отрицали труд, баню и милицию, пытавшуюся их устроить в детские колонии.
Сажин поглядывал на мальчишек и думал о том, как бесконечно трудно будет ликвидировать это страшное наследие войны.
Город готовился к майскому празднику. Развешивали кумачовые – от дома к дому – полотнища с лозунгами, поднимали к фонарям гирлянды разноцветных лампочек.
– Эй ты, френч, поберегись! – послышался откуда-то сверху окрик. Сажин остановился как раз вовремя – перед ним возник поднимающийся на веревках гигантских размеров фанерный первомайский лозунг.
Маленькая закусочная, куда Сажин вошел, была полна посетителей. В углу нашлось свободное место.
Сажин осмотрел сиденье стула, затем протер его принесенной тряпочкой.
Этой же тряпочкой он протер часть столика перед собой, затем аккуратно сложил и спрятал тряпочку в карман.
Соседи по столику – три здоровенных громоздких дворника – с удивлением уставились на него.
Толстая сонная женщина в несвежем фартуке подошла к столику и сказала:
– Ну, чего?
– Три стакана чая, – ответил Сажин.
– И все?
– И все.
Женщина пожала плечами и ушла, сказав:
– Царский заказ.
Сажин развернул принесенный с собой небольшой пакетик. Там лежали два бутерброда с брынзой на сером «арнаутском» хлебе. Дворники снова стали жевать свои порции горячей свиной колбасы и запивать светло-желтым пивом, – перед ними стоял пяток огромных, толстого стекла, кружек.
Официантка принесла чай, поставила перед Сажиным три стакана без блюдечек и ложек, сказала: