Испуганные женщины покинули комнату. Одна за другой. Последней ушла матушка Карен. Она извинилась за Дину и постаралась все сгладить. Перед тетушками, женами соседей, а главное, перед Дининым отцом, ленсманом Холмом.
Убедить его оказалось особенно трудно. Шумно, не постучавшись, он ввалился в залу и встряхнул Дину, твердой отцовской рукой он ударил ее по щеке и приказал собираться – его голос гудел как растревоженный пчелиный рой.
Матушке Карен пришлось вмешаться. А те немногие, что стояли вокруг, опустили глаза.
И снова Дина издавала свои звериные звуки. Она отмахивалась и рвала на себе волосы. В зале происходило что-то невиданное. Эту молодую растрепанную женщину окружал ореол умопомрачения и силы.
Крик Дины напомнил ленсману случай, забыть который он не мог никогда. Воспоминание о нем преследовало его днем и ночью. Во сне и в повседневных заботах. Даже теперь, тринадцать лет спустя, оно заставляло ленсмана метаться по усадьбе, не находя себе места. Ища занятия или человека, чтобы отвлечь мысли и дать выход чувствам.
Присутствовавшие в зале сочли, что у Дины Грёнэльв жестокий отец. Но, с другой стороны, все-таки неприлично, чтобы такая молодая женщина не подчинилась и не выполнила своего долга.
Дина утомила их, и они ушли. Было решено, что она слишком больна, чтобы ехать на похороны мужа. Матушка Карен громко и внятно объявляла всем, кто попадался ей на пути:
– Дина Грёнэльв слишком больна и убита горем, она еле держится на ногах. Только плачет. И самое страшное – она потеряла дар речи.
Сначала до усадьбы долетели приглушенные возгласы людей, садившихся в лодки. Потом – скрежет железа о дерево, когда гроб устанавливали в карбасе между плачущими женщинами и ветками можжевельника. Но вот звуки застыли над водой, как тонкий ледяной припай. И затерялись между морем и горами. На усадьбу снизошла тишина, словно она-то и была главной участницей похоронной процессии. Дом затаил дыхание. Лишь порой слабо вздыхали балки. Всхлипывали жалобно и печально, чтобы оказать Иакову Грёнэльву последние почести.
Розовые гвоздики из вощеной бумаги, потерявшиеся среди веток ели и можжевельника, вздрагивали от слабого ветра. С таким грузом спешить нельзя. Смерть и ее далекие от жизни участники требуют времени. Нынче Иакова вез не Вороной. И скорость зависела не от Дины. Гроб был тяжелый. Тот, кто его нес, уже испытал на себе его тяжесть. Попасть на кладбище с таким грузом можно было только морем.