Антон вскочил настолько резко, насколько может это сделать человек после девятичасовой пьянки. Хотел было что-то сказать напоследок, но то ли передумал, то ли поленился, в общем, промолчал и скрылся в спальне.
Кирилл допил рюмку. Посидел в раздумьях, ехать домой или ночевать здесь. Решил вызвать такси, но не справился с телефоном. Посидел еще с полчасика, так и уснул в кресле. Все лучше, чем с женой на одной кровати.
Это было три года назад. Через два года Кирилл разведется. Еще через полгода Антон поймет, что хотел ему сказать пьяный друг. Поймет слишком поздно. Позвонит и как ни в чем не бывало затеет разговор о пустяках. Кирилл почувствует, что с другом беда, и сделает вид, будто не было этих двух с половиной лет.
– Тончик, что не так?
– Кирюх, плохо мне.
– Что случилось?
– Не знаю, ничего. Но плохо мне. Очень.
– У-у-у, беда. Встретимся?
– Давай. Я заеду. Ты ж теперь один живешь?
– Да, полгода уже. Как раз заценишь мой пентхаус.
Петнхаус не впечатлил. Красиво, конечно, девкам, небось, нравится, но Антону сейчас впору монастырская келья с тощим окошком. Он сел на край барного стула, налил себе виски, затем спросил Кирилла и налил ему.
– Ну, чего приуныл-то, дружище? – Кирилл отложил в сторону телефон.
– Блин, не знаю, Кирюх, вроде, если подумать, все нормально. Жизнь нормальная, карьера, жена, здоровье в норме, мама, папа живы, деньги есть. Все хорошо. Но тошно, сил нет. Отвращение ко всему. Ничего не могу поделать. Настроения нет. В зеркало смотрю, от себя тошно. «Что тебе не живется, скотина», – думаю.
– Кризис среднего возраста, видать, нагнал. Давно такое?
Вместо ответа Антон достал планшет.
– Смотри, что я нашел дома, – он открыл фотографию какой-то записки и протянул другу.
Кирилл читал неразборчивый почерк.
«О, Господи, не предаю ли я самое главное, что есть в жизни, растрачивая себя на ерунду, на пустые вещи? Не предаю ли я своих ангелов, которые тщетно пытаются направить меня на путь истинный? Что со мной?
Я слышу, как утекает время, а с ним шелест невидимых крыльев.
Вот, ш-ш-ш, ш-ш-ш-ш-ш, я чувствую, как пролетает еще один стареющий ангел.
Это исчезает мой мир.
Но самое мерзкое, я не уверен, есть ли вообще этот «мой мир».
Может, это ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш мое воображение. Если бы я знал наверняка, не сомневался. Изменил жизнь в один день. Но нет.