Темнота полностью окутала лес и реку. Под ветвями сросшихся деревьев было тепло и спокойно. Векша оторвался от рисунка и задумчиво отхлебнул воды из фляги. Комары его особо не допекали, хотя от реки отчетливо доносилось гудение мелких кровососов. Векша потянулся и закряхтел: мышцы болели после долгого и утомительного перехода, однако сон к мальчику не шел.
Ночной лес вновь стал оживать. Сменив дневную личину на сумеречную, он пробуждался, издавая гулкие и низкие звуки, то нараставшие, то отдаляющиеся. Векша жил в Чернолесье с рождения, и голоса леса были для него родными. В детстве он, бывало, начинал плакать, заслышав странный далекий звон, доносившийся из темных лесных недр. И тогда его обнимала мать и тихо шептала на ухо: «Не надо бояться духовых голосов. Они жили здесь всегда, и ведают, что мы не хотим их потревожить». Уханье филина, писк комарья, потрескивание раскачивающихся от ветра верхушек деревьев и шелест листвы – все это было вкратчивым шепотом леса, под который засыпали рядовичи и другие людские племена многие и многие ночи подряд.
Но сейчас Черный Лес был другим. Векша даже удивился, как не заметил этого в первую ночь новой жизни. Сырой лес по-прежнему мерно и глубоко дышал, выдыхая гулкие звуки из своих глубин. Однако теперь он наполнялся новыми и незнакомыми сигналами. Звуки перемешивались и переплетались друг с другом, словно те деревья, под листвой которых нашел мальчик убежище. Векща зачарованно внимал им, забыв обо всем. Чаща наполнялась голосами, будто бы говорящими на неведомом наречии. Мальчик вздрогнул: в разноголосице мрака он отчетливо услышал тоненькое и неразброчивое девичье пение. Оно было далеким и доносилось откуда-то с другой стороны Узлы. Слов было неразобрать. «Морок наводят, приманивают. Как в сказке» – подумал Векша. Он тревожно всматривался во тьму.
Казалось, что верхушки деревьев, освещаемые луной и звездами, растут прямо из черной-пречерной дыры. Пение стихло, а Векша старался не думать о том, кто мог в ночном лесу петь девичьим голосом. «Лишь подумаю о нем да имя его про себя произнесу, как оно здесь появится» – со страхом подумал он, подкинув в костер.
Совсем близко громко хрустнула ветка, и со стороны зарослей у реки раздался свист. Где-то неподалеку была Кикимора. «Это она, паршивая, так добычу успокаивает» – догадался Векша. И точно: мысли его прервал предсмертный визг какого-то зверя. Совсем рядом. Векша дернулся, однако не испугался. Более того, в голове его ясно предстал образ дохлого зайца, которого можно было освежевать и пожарить над прутьями. Желудок его свело, а рот вновь наполнился слюной. Векша ухмыльнулся в темноту, вспомнив ехидные слова Зоряна: «Ты, Векшище, слишком жрать любишь. Поди, и страха не ведаешь, когда есть хочешь?». «А то» – мысленно ответил своему погибшему сроднику Векша. Эх, как бы он хотел сейчас рассказать рыжему свою диковинную историю о том, как трижды погибал, как с самой Морой за одним столом сидел, про альвов и безголовых, про кикимору. «Небось, и не поверил бы мне Зорян. А то и вовсе – на смех поднял перед девчонками» – вздохнул мальчик, чувствуя, как начинают слипаться его глаза. Пора спать.