– Войдите, – повышая голос, чтобы услышали за дверью, произносит он.
В кабинет, щелкая каблуками по дубовому паркету, входит дежурный чиновник с военной выправкой штабс—капитан Орлов, бывший командир роты в пехотном полку.
– Господин Путилин, – начинал с официального приветствия, – в дежурной комнате молодой человек хочет заявить о свершённом преступлении только вам.
– Что за человек?
– Мне кажется, он не в себе, на улице двадцатиградусный мороз, а он в лёгком пальто.
– Половина столицы одета не по зимней погоде.
Дежурный чиновник на миг смутился.
– Что с ним ещё не так?
– Болезненная бледость и какой—то безумный взгляд…
– Ладно, зови, – махнул рукой и пошёл к своему горемычному креслу, едва не пострадавшему от начальственного невоздержанного поведения.
Через несколько минут, в течении которых он собрал бумаги на столе в одну стопку, раздалось несколько ударов и распахнулась дверь. Дежурный чиновник вошёл первым, обернулся к молодому человеку и произнёс:
– Проходите, господин Путилин, вас ждёт.
Порог переступил высокий болезненного вида человек, двадцати двух – двадцати трёх лет. Сразу бросилось в глаза его узкое удлинённое лицо со впалыми щеками, бледными до прозрачности с чёрными пробивающимися волосами на подбородке. Карие глаза с какой—то поволокой смотрели из—под длинных ресниц.
– Добрый день! – поздоровался начальник сыска после повисшего в кабинете неловкого минутного молчания.
Дежурный чиновник вышел и тихо прикрыл за собою дверь.
– Что вас привело ко мне? – он вновь нарушил молчание.
Молодой человек, в самом деле, был не в себе. Наконец, он опустил правую руку в отвисший карман серого суконного пальто и сделал несколько шагов, остановившись только тогда, когда его путь преградил стол.
– Арестуйте меня, – совсем тихо выдавил он из себя.
– Простите? – Иван Дмитриевич не совсем уловил его слова и хотел убедиться в истинности произнесённой речи.
– Я – убийца.
– Садитесь, – указал рукою на стул и продолжил, – как мне к Вам обращаться?
– Важно не имя, а то, что я совершил злодеяние, которое жжёт меня изнутри, – он указал рукой на грудь, – больно вот тут.
– И когда Вы его совершили?
– Два дня тому, – он хотел достать что—то из кармана, но его попытки были тщетны. Пока, наконец, он не сжал обескровленные губы, нахмурил и без того пересечённый глубокою морщиной лоб, взял себя в руки и положил на стол трёхвершковое толстое металлическое кольцо. – Вот этим я ударил Катю.