И здесь, как и в романе «Перс», и в каждом рассказе, вступает наиважнейшее для Иличевского и всех его героев. Наиважнейшее – это сны и ландшафт. Математик на пути немощей тела и соблазнов мысли, на пути разочарования во всём, на пути спуска в ад забывания матери, на пути восхождения на гору Хан – Тенгри, взбирается к поразительному открытию. Это невозможное, невыносимое, но самое простое открытие в жизни любого человека. Невиданный способ мысли снился Максиму в виде гористого ландшафта, где склоны, лощины, плато, лесистые долины и ущелья, – образовывали идеи, напряжения мыслительных полей. Но в момент восхождения все водоразделы мысли, чувства, невыносимые вспоминания сошлись на образе горы – матери. Вне протяжения жило Лицо.
Оказывается, сложнее всего на свете герою – космополиту, жильцу вершин было приехать в Долгопрудный, к матери – алкоголичке, чтобы дверь она открыла трезвая, с ясным старческим лицом, не сразу узнав сына – и испугалась, и заплакала. Приехать, чтобы утром, открыв глаза, потянуться к матери, стать меньше ростом и поместиться на её коленях.
Татьяна Лестева. «Постмодернизм: сатира, фантастика и положительный герой»
Виктора Пелевина знают все в кругах литературной и окололитературной интеллигенции, но знают преимущественно понаслышке. В лучшем случае кто-то что-то когда-то прочитал или услышал, а в основном…. На творческом вечере Бориса Орлова, когда я пригласила всех на презентацию журнала «Аврора», с гордостью сообщив, что там будет опубликовано его эссе «Имена олигархов на карте родины» один из присутствующих добродетельно скучных поэтов из технарей Олег Юрков, решив блеснуть эрудицией, спросил: «А мат там есть?». И получив отрицательный ответ, громко объявил, что «тогда и читать незачем». Вот одна из распространённых точек зрения – певец ненормативной лексики. Андрей Константинов, председатель Союза журналиста, создатель Агентства журналистских расследований и писатель, на встрече с читателями в «Книжной лавке писателей» на мой вопрос о Пелевине и Акунине, основных современных авторах, переведённых на многие иностранные языки, вспомнил «Чапаева и пустоту» и весьма дипломатично ушёл от ответа на вопрос о соотношении этих писателей, доступных зарубежному читателю. Он сказал, что романы Пелевина его не устраивают «отсутствием положительного героя».