«За нашей спиной никого, у нас за спиной пустота. Улыбки кривые, взгляды косые. Какие-то другие существа заняли всё место, вынули все деньги маленькой рукой. Но мы печальны и немы, мы молчаливы, мы другого теста. За нашей спиной чистота», это не только слова из «блюза отцов», для Мамонова это констатация факта, красной ниткой, прошивающей весь фильм и весь его разговор в ЦДХ. Он не желает участвовать в безумии общественной жизни, он сам по себе, он серый голубь. Зато он умеет летать.
В Мамонове – единственное, уникальное сочетание молитвенного подвига с даром прирождённого лицедея. Когда его спрашивают, искренние ли его молитвы в «Острове», он отвечает просто – а что, незаметно? Феномен фильма «Остров», с его миллионной аудиторией, в отличие от фильма «Царь» – именно в нездешней искренности Мамонова, это очевидно, несмотря на его же могучее лицедейство. Его юмор подобен обэриутскому, свои спектакли он называл мистериями. А фильм посвящён воспоминаниям, нераздельным с назиданиями, проповедью к смотрящим. Потому что жизнь Мамонова – одинокая, но мощная песня восстающего из ада обыденных соблазнов человека. Он так и говорит, в кадре и на сцене, – я только потому говорю о вере в Христа, что сам много раз был на самом дне алкогольной и человеческой бездны, но каждый раз спасало чудо. «В 2003 —м, после комы в отделении реанимации, врачи сказали – полмозга отказало, а через три месяца – бац! Вся голова как новая, это божья помощь, я не причём. Надо открыться Христу, любой ценой открыться, тогда энергия огромная, космическая придёт. Не я, но Он во мне».
А я вспомнил, как десять лет назад психолог с мировым именем Китаев-Смык рассказывал о своей попытке исследовать Мамонова, которым он сильно увлёкся после посещения квартирника в начале 80-х, считал воздействие Мамонова-танцора на зрителей ошеломительным и глубинным. Несколько студентов даже писали диссертации по Мамонову, потому что профессор заметил в нём уникальный метод новой музыки, эту музыку доктор наук назвал «рокделирий», а метод состоит в использовании собственного алкоголизма для мощного влияния на подсознание зрителей. Когда доктор попросил Петра помочь исследованию, разрешить себя снимать большой камерой для детализации деллириумных движений мамоновского танца, Пётр Николаевич согласился, но поступил непредвиденно, «антиимплантантно» – он вышел на следующий концерт в мешке, завязав его на шее.