Мои цели не поменялись, изменились только формулировки и уровень притязаний. Раньше я мечтал что-то доказать тебе. Теперь я хочу этого для себя.
Да, деньги и слава играют не последнюю роль в моем решении. Но главное: я чувствую и знаю, что могу это. И мне нравятся вызовы, которые Норд-Джек ставит передо мной.
Я доучусь. Стану самым известным монстрохантером империи. Заработаю столько, что мне не стыдно будет встать с тобой рядом. И тогда мы снова встретимся.
Я люблю тебя, Кари. И все еще мечтаю однажды назвать своей.
Послания от Чарльза больше не приходили.
“Ну и пускай проваливает! Мне все равно”, — со злостью повторяет себе Кари. Но проблема была как раз в том, что ей не все равно. Совсем не все равно.
Она скучает по искренним строкам. Скучает по волшебному ощущению, что ею восхищаются, ее любят, боготворят. Не из-за денег и славы, не потому что надеются с ее помощью получить какие-то преференции. Просто так. Потому что Кари такая, какая есть.
Особенная для кого-то.
Она так и не смогла выбросить его письма. Хотела, но рука не поднялась. Более того: порой, устроившись вечером в кресле с бокалом вина, она перечитывает их. И злится, отчаянно злится. На себя, за то что не может забыть своего несостоявшегося жениха.
На Чарли, за то что тот посмел от нее отказаться.
Здравствуй, Чарльз.
Сама не знаю зачем я это пишу.
Наверное, чтобы сказать тебе, что ты трус.
Ты год морочил мне голову своей любовью, а потом просто сбежал. Ты трус, Чарльз. И не надо рассказывать, что делаешь это из любви ко мне. Все, что любой человек, оборотень или демон делает, он делает для себя. Всегда.
Твое раздутое эго оказалось больше твоей якобы “любви”. Что, задевает, когда твоя женщина будет успешнее, богаче и известнее? Так вот, у меня для тебя новость: я не твоя женщина.
Не смей подходить ко мне, не смей больше писать.
И убирайся из моей головы, чтоб тебе во Врата провалиться!
Не твоя Кари.
На последнем знаке Кари с такой злостью вонзила шило, что оно не только проткнуло бумагу, но и наполовину вошло в планшетку. Она выдохнула со злостью, выдернула и смяла листок.
Полегчало…
Чарльз прав — что-то в этом есть. Сама возможность хоть так высказать все что накипело освобождает.
Разумеется, она не станет отправлять это письмо — слишком красноречивое свидетельство своей капитуляции. Но, возможно, еще напишет.