Я не испытывал ни удовольствия, ни
волнения, все было привычно и буднично — маркер прицела на грудь
очередного всадника, мягкий спуск, толчок в плечо и снова поиск
цели, автоматически фиксируя звук боя и изредка бросая взгляды по
сторонам.
Немцы были еще зеленые, и понимание
того, что пулеметы изменили полностью всю тактику войны, им было
еще недоступно. Это потом, когда война перейдет в позиционную фазу,
эти машинки станут настоящими королями поля боя, показав, что
пять-шесть пулеметных расчетов в состоянии остановить наступление
целого полка, уничтожая наступающие цепи, как какая-то дьявольская
коса.
Сейчас эти бравые ребята, попробовав
крови и практически вырезав русский отряд, начали гибнуть один за
другим, и это им, естественно, не понравилось. У нас, выживших в
совершенно других войнах будущего, уже давно выработан рефлекс:
бьет пулемет, падай и покидай сектор обстрела. Но тут немецкая
конная братва оказалась непуганой и, оставив избиваемых солдат,
помчались прямо на нас, ориентируясь по вспышкам ПКМа Карева и
АКС-74 Саньки Артемьева. Эти бравые ребята, вооруженные настоящими
пистолетами «Маузер К96», открыли на скаку по нам беглый огонь.
Учитывая наши маскировочные костюмы и толстые деревья, за которыми
мы прятались, от стрельбы кавалеристов, по большому счету было мало
толку. Это только в фильмах да дешевых романах на скаку из
пистолета с пятидесяти метров попадают в глаз прищурившейся белке,
но тут был реальный бой и около тридцати картинно идущих в атаку
всадников были изначально обречены. Но Санька, видимо немного
струхнувший, что-то закричав, скинул из-за спины трубу РПО, положил
его себе на плечо, чуть привстав, выстрелил, отправив в самую гущу
строя заряд объемного взрыва, который с грохотом раскидал
изломанные тела лошадей и кавалеристов. На этом бой как таковой
прекратился, и мы уже просто расстреливали одиночные фигуры,
которые уже вполне резонно пытались сделать ноги или копыта, если
остались верхом после такой встряски.
Несколько мгновений и на дороге
наступила тишина, прерываемая стонами людей и ржанием раненой
лошади. Тот самый бравый штабс-капитан, оставшийся в одиночестве,
подобрав из руки убитого кавалериста пистолет, ошалело смотрел в
нашу сторону, пытаясь понять, кто же все-таки так лихо уделал
немцев. Наверно, настал момент появиться на сцене. Отжав кнопку на
тангенте радиостанции, я проговорил в микрофон: