К полудню путешественники вышли на заросшие лесом горные склоны, пробираться по ним было очень трудно и приходилось постоянно прибегать к помощи мачете.
Тридцать миль до усадьбы им пришлось тащиться больше двух дней. Измученные и ободранные, они пришли домой и даже не стали отвечать на тут же посыпавшиеся вопросы. Либо есть, либо спать, так думалось Луке. Победило последнее желание, он повалился на койку и заснул; и Жан последовал его примеру.
Лишь поздним утром они проснулись, голодные, словно февральские волки. И тут же опять посыпались вопросы и требования на них ответить.
– Мы были захвачены индейцами, когда отправились поохотиться на склонах Суфриера, Назар, – нашелся Лука. – Две недели нам пришлось ожидать возможности удрать.
– И кто же помог это сделать? – подозрительно спросил Назар.
– Кроме Катуари этого никто не мог. Но ее долго не было поблизости, и только два дня назад она появилась и настояла на том, чтобы нас отпустить.
– Какое же чудо эта индианка! – В словах Назара явно слышалось то, что он обычно так старался скрывать, не желая обидеть друга. Но Лука отнесся к этому спокойно.
– Еще какое чудо-то! Кстати, она просила тебя принять небольшой подарок, – с этими словами Лука порылся в кармане и протянул Назару крохотный сверток. – Разверни.
Назар развернул, и в глазах мелькнул восторг, быстро сменившийся показным равнодушием.
– С чего бы это ей дарить мне такие подарки?
– Сказала, что это компенсация за твое беспокойство. И подтверждение того, что она хорошо относится к тебе. Разве подарок так уж плох?
– Наоборот! Слишком хорош, и это побуждает задавать вопросы. Ты можешь на них отвечать?
– Что за глупость, Назар? Что за вопросы могут быть тут? Бери и пользуйся, друже, а мне хотелось бы искупаться, наесться от пуза и снова завалиться спать. Два дня по лесам-джунглям шляться – это тебе не борщ хлебать!
Лука был уверен, что Назар правильно все поймет и воспримет этот подарок как проявление его самых лучших намерений, как доказательство того, что никакая баба никогда не сможет испортить их отношения, разрушить товарищество.
– Ну и жулик ты, сынок! – воскликнул Макей, когда все разошлись. – Неужто думаешь, что я поверю твоим байкам? Говори, что случилось? Чем занимался, дурень?
– Оставь, дядько Макей! Спать хочу, а ты даже поесть не даешь!