Но все
упиралась в хромоту Рэду. Нет, Алну она совершенно не отталкивала.
Своей широкой женской душой она даже жалела его, но не
демонстрировала — точно бы оскорбился. А как известно, у женщин от
жалости до любви всего ничего. К тому же он — здоровый в остальном,
рукастый, хозяйственный мужик. В Брышеве таких человек пять
наберется, да и то все давно и безнадежно женаты. А вот Рэду ужасно
стеснялся своего увечья. И считал, что таким он не достоин
любви.
Ну и не
двигалось ничего. Страдали все. И я прежде всего — по вечерам
съедалась большая часть того, что мне приносили за день, и что я
успевала приготовить. Не то, чтобы Рэду меня объедал — еды мне
жалко не было. Просто я жутко не любила мыть посуду. А после него
ее столько грязной оставалось… Но чего ради друга не сделаешь? Даже
гору посуды вымоешь.
Наконец
пироги отправились в печь.
Я кряхтела
как старушка, пытаясь разогнуть спину. А дома у нас кухарка. Хочешь
вот это — извольте немного дождаться. Хочешь то — не беспокойтесь,
сейчас все будет.
— Как же
хорошо, что ты сегодня пришла, Мирка, — произнесла Ална, также
потирая поясницу. — Я бы сама сегодня не управилась.
— Чего ж не
позвала?
— Ну так ты
у нас сейчас шибко занятая, со сыскарем столичным разъезжаешь по
округе. — Сказано это было без злобы, без желания уязвить. Просто
подруга слегка поддевала меня — она то понимала, что в слухах
только домыслы, и никакого особенного отношения у следователя ко
мне не было.
— Зря ты
его помянула, — пробормотала я.
— Чего это?
— удивилась Ална. Она стала рядом со мной и выглянула в окно. —
Ливиу бежит.
Так вот как
звали того мальчишку, который яблоко у меня брать не
хотел.
— К сыскарю
этому сейчас звать меня будет, — вздохнула я.
Пришлось
снять фартук и стряхнуть с одежды все равно осевшую местами
муку.
Ална
всплеснула руками.
— А я тебя
покормить не успела. Давай хоть с собой пирожков дам.
— Ага, —
отозвалась я, пока мыла руки.
Пока я
приводила себя в порядок заскочил Плеймн.
— Мирелла,
вас там к сыскарю зовут, — сказал мальчик.
Я
повернулась к соседке с видом «я же говорила». Та усмехнулась и
покачала головой. И продолжила заматывать в полотенце
пирожки.
Первым
делом Падуану уставился на сверток в моих руках. Тут же захотелось
задвинуть руки за спину со словами «мое!» Сейчас же свой любопытный
нос сунет, и мне ничего не останется.