Шакина: Отлично. Но тем не менее вы принимаете в расчет критические мнения? Читаете критику?
Я ЖИВУ СВОЕЙ ЖИЗНЬЮ, Я ДЕЛАЮ ТО, ЧТО МНЕ НРАВИТСЯ, ХОРОШО ЛИ, ПЛОХО ЛИ. КАК БЫ НИ ПЫТАЛИСЬ ГОВОРИТЬ, ЧТО, МОЛ, КОНЧИЛСЯ МИХАЛКОВ, ДЕДУШКА СТАРЫЙ, МАРАЗМАТИК, – Я ДЕЛАЮ СВОЕ ДЕЛО, И Я ЗА НЕГО ОТВЕЧАЮ.
Михалков: Я читаю критику, но я не читаю то, что сегодня называется кинокритикой. Она вообще не имеет никакого отношения к искусству. И надо было закопать на пять метров в землю, и я буду с удовольствием поливать цветы. Дело в том, что они абсолютно не занимаются разбором. Для меня это само по себе неприемлемо, потому что меня интересует та критика, в которой существует созидательное начало. Тебе может не нравиться моя картина, но ты должен почувствовать хотя бы, как это трудно делать. Просто понять: два больших фильма и 13 серий для телевидения, которые не являются обрезками того, что не вошло в фильмы. Линии, сцены, повороты, совершено неожиданные для зрителей. Если ты к этому относишься с уважением, то можешь посетовать, что не вышло, не получилось, ошибка…
Монгайт: Это странная претензия к критикам: вы не умеете снимать кино, вы не можете почувствовать, как это трудно, – а они действительно не могут почувствовать… И поэтому вы, критики, не можете трезво оценить ситуацию.
Михалков: Дело даже не в этом. Они могут чувствовать или не чувствовать. Так бывает. Они не могут не видеть масштабы – так не бывает. Когда мне говорят: то-то или то-то плохо, у меня очень простой ответ на это: ребята, ну ладно, это плохо, а что хорошо тогда? А выясняется, что хорошо – то, что собирает деньги. Деньги собирают «Яйца судьбы». Ну?
Монгайт: Вы следите за тем, как собираются деньги? Важно ли вам это?
Михалков: Я, естественно, слежу за этим, но дело в том, что мы априори должны понимать, что сегодня никакая военная драма не может окупиться сама, никогда.
Монгайт: Почему, ведь это же экшен?
Михалков: Потому что отечественные кинематографисты отучили зрителя любить свое кино. Есть люди, которые говорят: «Я вообще не буду смотреть русское кино. Я буду смотреть другое». Отучили зрителя работать в зрительном зале.
Шакина: Вы имеете в виду людей, которые снимают «Яйца судьбы»?
Михалков: Я имею в виду людей, которые снимают кино без любви к тем, о ком они говорят. Без осознания того, что констатировать мерзость легко, – а вот ты мне расскажи, что делать. И если между зрителем и экраном нет живого контакта, то кино превращается в гарнир для попкорна. Но лучше же, чтобы было наоборот, согласитесь?