– Мы производим еще следствие, – добавил секретарь безучастным голосом, глядя куда-то в сторону. – Российско-Американская компания не жалеет средств на спасение своих служащих… О последующем вы, сударыня, не извольте беспокоиться – вы будете уведомлены своевременно. Имею честь!
Ничего она больше так и не узнала, только ей стали выдавать вместо половинного жалованья мужа пенсию в «усиленном размере» – на 10 рублей в месяц больше обычного.
Марфа Петровна Мишурина потеряла голову: вдова она или нет? Панихиды ей служить или молебны?
И вот однажды утром в будни, когда гаванские улицы почти безлюдны, так как все жители заняты делом – кто в городе на службе, кто в огороде копается, кто хлопочет по хозяйству, кто рыбку удит на взморье, – у домика Мишуриных остановилась «гитара»… С нее соскочил какой-то господин почтенной наружности с седыми бакенбардами и поспешно вошел в домик, стукнулся лбом о косяк и спросил, здесь ли обитает Мишурина Марфа Петровна. Не говоря больше ни слова, вручил ей какой-то пакет, вышел из дома, сел на свою «гитару» и укатил.
В конверте оказались тысяча рублей и записка, никем не подписанная, в которой было сказано, что штурман Мишурин жив и находится в плену. Кроме того, в записке была просьба не доискиваться, кто послал деньги. Марфа Петровна отслужила благодарственный молебен и спрятала деньги в перину.
Прошел год… И ровно в тот же день повторилась та же история: опять задребезжала «гитара», опять тот же почтенный господин соскочил с нее, вошел в дом Мишуриной, опять треснулся головой о тот же косяк, передал Марфе конверт с одной тысячей рублей и так же быстро исчез. Опять Мишурина отслужила молебен за здоровье плавающих, путешествующих и плененных вообще, а за раба Павла в частности, и запрятала новую тысячу в ту же перину. «Леночке на приданое», – сказала она со вздохом.
Никому в Гавани она об этих таинственных ежегодных подарках не сказала, кроме соседки Маклецовой Марии Кузьминичны. Только ей и рассказала. Хороший человек была Маклецова, сердечный и спокойный. Горе своего преждевременного вдовства несла безропотно и всю свою неизрасходованную любовь перенесла на единственного сына Илью. Обеих женщин-соседок связывали и сходство характеров, и судьба их мужей – и тот и другой были моряками, служили в Российско-Американской компании, плавали в Беринговом море, и там, вдали от семьи, где-то далеко, боролись и погибали во льдах и снегах… С одинаковой покорностью годами ждали их возвращения жены, оставленные в Гавани, и обе покорно склоняли свои головы перед злыми прихотями капризной судьбы.