Передёрнуть затвор я не успеваю, что-то падает мне на спину.
Гундосый барачник пытается вырывать пистолет – пальцы хрустят, я
рычу сквозь стиснутые зубы, но оружие не выпускаю. Капюшон сорван,
горячее дыхание в затылок, чесночный перегар, тихая сдавленная
брань. Кто-то хватает за волосы, тянет. Прижимаю голову к земле.
Трава щекочет лицо. Вода и грязь во рту.
– Чего копаешься, кончай его! – командуют из темноты.
– Давай сам, у меня перо сломалось, – хрипят над ухом.
Сгибаю в колене левую ногу, рука тянется к сапогу.
– Вертится, гад! Чего уставился, режь!
Дотягиваюсь. Нож на месте.
Крепкий удар по затылку. Искры из глаз, лицо вжалось в землю. Не
могу вздохнуть – ноздри забила слякоть.
– Чего стоите? Помогайте! – сипят над ухом.
Сжимаю рукоятку ножа.
– На, сука, получи! – гундосят рядом.
Удар по рёбрам. Воздух со свистом вылетает из груди. Судорожный
вдох!
Нож в руке. Бью наотмашь за спину. И ещё раз. И ещё. Лезвие без
труда входит в мягкое. Хрип. Булькающий звук. На затылок
льётся густое и тёплое.
Скинуть со спины тяжесть. Вскочить на ноги – чёрт, в голове
стучит, колени подгибаются. Передёрнуть затвор пистолета, чтобы
вылетел негодный патрон.
– Ментяра, сука, Ваську зареза-а-ал!!!
Барачник, что напал сзади, теперь лежит на боку, ноги поджаты, а
руки размётаны. Двое поодаль, и патронов у меня два.
Значит, промахиваться нельзя. А если снова осечка?
– Кто следующий, – выплёвываю сквозь частое дыхание, – а ну,
подходи.
Стрелять не пришлось. Из бараков на улицу высыпали люди.
Зажёгся один фонарь, за ним второй, донеслись голоса. Барачники
переглянулись, отступили. Гундосый сказал:
– Живи пока. Недолго тебе осталось. За Ваську ответишь!
И оба ушли в темноту.
– Эй, стоять, – неуверенно проговорил я. Почему-то не
остановились.
За барачниками я не побежал, в любом случае найду, куда они
денутся? Но это потом. Сейчас для подвигов не осталось ни сил, ни
желания. Зато растерянности – хоть отбавляй. Как они могли? Меня?
Свои же, поселковые. Ну, хорошо, это барачники, но всё равно.
Сказали бы мне час назад, что такое возможно – как бы я
посмеялся!
Спрятал я нож за голенище, потрогал затылок – там набухала
здоровенная шишка. Волосы слиплись от крови – то ли моей, то
ли Васькиной.
Подоспели люди. Близко пока не подходят, но скоро решатся. Они
ещё не сообразили, что произошло, и как на это реагировать. Лежит
окровавленный труп, рядом грязный и такой же окровавленный человек
размахивает пистолетом – ничего себе картинка!