Почему за десять лет никто и строчки не написал о Троянской войне, самых славных, самых кровавых, самых долгих и самых доблестных сражениях нашего времени? То, что поют аэды-самоучки из увечных воинов, поэзией считаться никак не может – их творчеству никогда не подняться над уровнем солдатских побасенок. К тому же каждый из них описывает лишь свой крохотный кусочек целого, лишь то, что видел со своего места в рядах сражающихся или в лагере, где у него не было ни времени, ни возможности беспристрастно наблюдать. А меж тем здесь необходим именно взгляд с высоты птичьего полета.
Может быть, судьба как раз ему и предназначила стать прославителем Троянской войны? В этом не было избыточного самомнения: он знал, что создает талантливое и нужное людям, но его звездный час еще впереди. Стало быть, самое время – пока живы свидетели и участники, пока не все ветераны ушли в Тартар. Он обретал цель, мир становился желанным и ясным, и, спеша поделиться радостью, Майон сказал:
– Нида, я решил. Я это сделаю. Это будет правдивый рассказ о небывалой войне.
– Сделай это, пожалуйста, – сказала Нида. – Ты у меня талантливый, я горжусь тобой, но хочу гордиться еще больше.
– Может, мне лучше было быть воином из-под Трои? – улыбнулся он.
– Нет, – сказала Нида. – Каждому свое. Они сражались, а ты призван сохранить их деяния для тех, кто будет жить после. Так что не завидуй им, у тебя есть другое.
– Я и не завидую, – сказал Майон. – Но ты?
– Майон, милый, мне неловко, но что тут сделаешь, – сказала она. – Да не я одна – так думают многие девушки, хотя не все признаются. Да, я завидую Елене Прекрасной – из-за ее красоты вспыхнула такая война. Война – очень часто несправедливость и зло, но Троянская война была справедливой и благородной!
Майон и сам об этом думал.
Где-то неподалеку раздались несвойственные тихой ночи звуки: стук копыт, крики – злые, пронзительные и громкие. Скорее всего, записные гуляки никак не могли угомониться – повод для веселья они ухитрялись отыскать всегда.
Смеясь, Нида увлекла Майона в недра пережившего своих капитанов корабля. Они уверенно находили путь среди торчащих досок и ветхих перегородок – здесь было их место, заповедное и любимое. Возможно, в другие ночи корабль служил прибежищем для иных влюбленных пар, хотя их никто ни разу не потревожил и они ни разу никому не помешали.