Он думал об Аниже и других девушках из этой деревни и
соседних. Может быть, его дядюшка прав, и ему пора уже остепениться
и поискать ту, с которой бы он мог…
***
Ему было очень тепло. Словно горячее летнее солнце
проникло сквозь засохшие стебельки и ласкало его кожу. Он ощутил на
своём лице мягкое прикосновение длинных волос, приятное дыхание и
дурманящий запах луга с сотней распустившихся цветов.
— Просыпайся, Кальдур. Они идут за
тобой.
Мягкий шёпот раздался в его голове, как гром среди ясного
неба, сердце ёкнуло и забилось быстро-быстро, сознание отшвырнуло
от себя сон, и он приоткрыл глаза.
Вовремя.
В мутных пересечениях травинок, сквозь которые едва
пробивался свет, блеснуло нечто ещё, острое и опасное. Он мотнул
головой и чудом избежал удара. Это были не вилы зазевавшегося
соседа, которому вдруг понадобилось сено, нет — это был длинный
наконечник копья.
Сон как рукой сняло. В ноздрях засвербело от запаха гари,
снаружи он услышал возню и крики, тревожные, злые, полные страха,
совсем не типичные для шума обычного дня в деревне.
Что-то стиснуло его лодыжку и потянуло.
— Аты! Папавси! А ну ити сута!
Кальдура грубо вытащили из укрытия, он ударился об пол и
тут поднял руки, защищая голову. Осматривал их украдкой, не
поднимал глаз и изображал покорность и спокойствие — так была выше
вероятность, что он проживёт ещё минуту-другую и не получит лезвие
в живот.
Над ним стояли двое. Небритые, вонючие, перепачканные
грязью, измождённые, в драных, проржавших кольчугах и остроконечных
шлемах. Их плащи и рубашки были покрыты дорожной грязью, краска на
них поблекла, но и так было понятно, кто они и что им нужно.
Темники. Служители Морокай.
— Ти пыл праф, Фулень. Шуть не проваронили однохо. Мона
била ткнут факелом тута-сюта. Сам побешит.
— Не велено жечь пока, — буркнул второй почти без акцента.
— Тащи его к остальным. Ун бриттдин до ханан, Мэркос!
Кальдур стиснул зубы, дал себя поднять, не убирал руки от
головы в ожидании побоев, но они ограничились лишь парой тычков
древком копья в спину и парой подзатыльников. Тот, кого звали
Мэркос, больше не практиковался в языке королевства, и Кальдур
перестал понимать, что они обсуждают. Едва они вышли на улицу,
Кальдур дёрнулся, но тут же передумал бежать — вокруг амбаров
вилось ещё десятка два серых плащей.