– Не стану.
– Вот видишь, – сказал Гаранин. – До пенсии ему остается два года, и все, в том числе он сам, знают, что он не задержится ни на день дольше, ибо выработал свои ресурс. Правда, его могут вежливо попросить уйти и послезавтра…
– Это – если ты завтра встретишься в Крутоярске с министром.
– Встречусь, – сказал Гаранин. – Прудников мне обещал твердо представить министру, никуда не денется, и словечко нужное замолвит, я ему нужен, думаю, больше, чем он мне…
– А если ты не поедешь, все, что Прудников успел сказать министру, так и останется разговором.
– Ага, и мне придется ждать два года, чтобы законным порядком унаследовать трон. Два года. Веточка, семьсот тридцать дней… Не каждую неделю к нам приезжают министры.
– Ты ведь можешь и не ехать.
– Да что ты такое говоришь? Не могу я ждать, потому что эти два года Ермоленко будет работать хорошо, но по-старому. К чему мне – и стройке, главное – это, если я могу лучше? Заниматься филантропией, чтобы патриарх тихо-мирно допел лебединую песнь? Да что в этом хорошего? Сам Ермоленко все понимает.
– Однако не уходит. Значит, ему очень важно допеть.
– А строительству важнее, чтобы я принял трон, пусть в результате отречения монарха.
– И тебя не коробит, что твой благодетель Прудников сводит таким образом старые счеты с Ермоленко?
– Ну и что? – сказал Гаранин. – Что он его – под расстрел подведет? В тюрьму посадит? Всего лишь крайне меленько нагадит – подумаешь, отправил на пенсию на два года раньше законного срока… Если эта мелкотравчатая пакость Прудникова по большому счету идет исключительно на пользу строительству – к чему нам заниматься чистоплюйством? Мы же технари, Веточка, и наша работа оценивается не по количеству совершенных благородных поступков, а по числу значков на картах. По тому, насколько быстро появляются новые значки и что за ними стоит. Правильно?
– Ты все правильно говоришь, – сказала Вета. – Но ведь мало нарисовать картину с соблюдением всех пропорций и правил. Нужно еще и душу в нее вложить.
– Это я-то не вкладываю? На дилетанта и обижаться бы не стоит, но ты…
– А я временами боюсь того, что ты считаешь своей душой, – сказала Вета, и это прозвучало серьезно. – Из кирпичиков все складывается – не любит спорить, и «Роланд» твой, и даже то, что ты не едешь поездом, а собираешься промчаться двести километров на машине. У Джеймса Бонда два нуля перед семеркой, а у твоих «Жигулей» – один…