– Да, знаю. Кто, вы думаете, нанял его на эту работу?
– Вы, – сказал я.
– И еще несколько видных бизнесменов, потерявших деньги во время краха на рынке недвижимости и падения курса доллара и фунта в 1988 году.
– Если вы обращались к нему раньше, почему вас интересует наше мнение о нем?
– Потому, мистер Кензи, что не так давно я привлек мистера Бекера, как и все «Агентство Хемлина и Коля», к розыску моей дочери, поручив им это дело.
– Розыску? – переспросила Энджи. – Сколько же времени она отсутствует?
– Четыре недели, – ответил Стоун. – Тридцать два дня, чтобы быть точным.
– Джей нашел ее? – спросил я.
– Не знаю, – сказал Стоун, – потому что теперь пропал и мистер Бекер.
На улице в то утро было холодно, но не слишком, так как ветер был несильным, а столбик термометра показывал тридцать с небольшим[1]. Такой холод ощущается, но до костей не пробирает.
Однако на заднем дворе Тревора Стоуна ветер задувал с Атлантики, с его газона видны были барашки волн, и холод ударял в лицо, как снежком. Я поднял воротник кожаной куртки, защищаясь от океанского бриза, а Энджи сунула руки поглубже в карманы и съежилась, втянув голову в плечи. Но Тревор Стоун вышел на ветер. Провожая нас, он надел лишь легкий серый плащ, и плащ этот с хлопаньем бился о его тело в то время, как он стоял лицом к океану, храбро бросая вызов пронизывающему ветру.
– «Хемлин и Коль» вернули мне деньги, отказавшись от поручения, – сказал он.
– По какой причине?
– Не объяснили.
– Это неэтично, – возмутился я.
– Ну и что вы мне предлагаете?
– Обратиться в гражданский суд, – сказал я. – И выиграть дело.
Оторвав взгляд от морских далей, он обратил его к нам и не отводил, пока мы не догадались.
– Любое исковое заявление бессмысленно, – заметила Энджи.
Он кивнул:
– Потому что я умру раньше, чем дело дойдет до судебного разбирательства.
И он опять повернулся лицом к ветру, а к нам спиной, и слова его долетали до нас вместе с резкими порывами ветра.
– Я привык к тому, что пользуюсь влиянием, любое неуважение в мой адрес мне в диковинку, как и чувство страха. Теперь же я бессилен. Каждый знает, что я умираю. Каждый знает, что времени для борьбы у меня не осталось. И каждый, я уверен, внутренне посмеивается.
Я пересек газон и встал рядом с ним. Он стоял на самой кромке, там, где кончалась трава, обнажая черный камень утеса, угольно поблескивающий на фоне штормового моря.