– Здравия желаю, Егор Матвеевич! – громыхнуло откуда-то сверху. – Как поживать изволите?!
Самсонов от неожиданности вздрогнул, живо перекрестился, посмотрел наверх, – с пожарной каланчи ему радостно махал руками пожарный Митрофанов, – его добрый сосед с Казарменной. За размышлениями он даже и не заметил, как подошёл к родному полицейскому управлению.
– Здравствуй, Митенька! – крикнул в ответ дознаватель. – А то не знаешь, вчерась только и виделись!
– Так то ж – вчерась!
– Не холодно тебе там, дружок? Смотрикась, морозното как нынче?!
– Нам не привыкать, Егор Матвеевич, служба. Да и сменяюся скоро… – пожарный, сняв меховые рукавицы, подышал в ладони, отломил примёрзшую к усу соплю. – А что это вы, Егор Матвеевич, так рано нынче, заутреню даже ещё не били?
Напустив на себя важный вид, дознаватель осторожно, но в то же время многозначительно, осмотревшись по сторонам: не подслушивает ли кто, ответил:
– Исключительной важности, понимаешь, дело, братец, – смертоубийство!
– Ох, прости Господи! – Митенька перекрестился и чуть не вывалился через барьерчик. – Это как же, батенька?!
Вместо ясного ответа Самсонов предложил:
– А приходи-кась, братец, вечерком, у меня штоф в сенях мёрзнет…
– Панима-аю, панима-аю, – пожарный тоже бдительно осмотрелся по сторонам, даже внимательно глянул на восточный горизонт, за реку, – государственной важности дело, однако… Огурчик малосольный с сальцом прихватить, Егор Матвеевич?
Митенька у Самсонова был единственным постоянным и благодарным слушателем, поэтому он благосклонно разрешил:
– Прихвати, пожалуй…
***
– …Подписывай!
– Безграмотный я…
Егор Матвеевич задумался, дружелюбно и довольно мило спросил у главного подозреваемого:
– Крещёный?
– Молодой был, в наслег попы из Якутска приходили, всех подряд крестили, – устало ответил старик, – но я этого всё равно не понимаю…
Полицейский чиновник встал из-за массивного стола, тщательно пряча своё раздражение, подошёл к деду. Поставив ногу ему на стул, при этом носок начищенного до зеркального блеска сапога уткнулся прямо в промежность, наклонился, облокотился о колено и пристально посмотрел в глаза:
– Ну, тогда, милейший, крестик нацарапай, – придвинул исписанный каллиграфическим почерком лист бумаги поближе к краю стола, ткнул пальцем, – вот здесь, – перевернул лист, – и здесь.